"Оноре де Бальзак. Тайны княгини де Кадиньян" - читать интересную книгу автора

заставляя его играть роль ширмы в заговоре против его же правительства. Это
приключение, достойное лучших дней Фронды[4], составило содержание
остроумнейшего письма, в котором княгиня дала герцогине Беррийской отчет о
переговорах. Молодому герцогу де Мофриньезу удалось пробраться в Вандею и
тайно оттуда вернуться, не выдав себя, но разделив при этом с герцогиней
Беррийской угрожавшие ей опасности. Она, к несчастью, его отослала, когда
показалось, что все дело проиграно, а возможно, что бдительность этого юноши
и помешала бы совершиться предательству. Как бы велики ни были в глазах
буржуазного общества ошибки герцогини де Мофриньез, поведение ее сына их,
безусловно, искупило в глазах общества аристократического. Нельзя было не
признать благородства и величия в поступке этой матери, подвергавшей
опасности единственного сына и наследника исторического рода. Существуют
личности - их обычно считают ловкими, - умеющие своими общественными
заслугами искупать ошибки, совершаемые в своей частной жизни, и наоборот;
однако княгиня де Кадиньян чужда была какого-либо расчета. Может быть, его и
вообще нет у тех, кто поступает подобным образом. Такая непоследовательность
наполовину обусловливается обстоятельствами.
В один из первых ясных дней мая 1833 года около двух часов пополудни
маркиза д'Эспар и княгиня расхаживали, - нельзя сказать гуляли, - по
дорожке, окаймлявшей единственный в этом садике газон. Солнце уже миновало
зенит, и лучи его, отраженные стенами, нагревали воздух в этом маленьком
пространстве, где все благоухало цветами, которые подарены были маркизой.
- Мы скоро лишимся де Марсе, - говорила г-жа д'Эспар княгине, - а с ним
исчезнет и ваша последняя надежда на карьеру для герцога де Мофриньеза; ведь
с тех пор, как вы его так остроумно провели, этот великий политик снова
почувствовал к вам влечение.
- Мой сын никогда не примирится с младшей ветвью, - сказала княгиня, -
хотя бы ему пришлось умереть с голода или даже мне самой работать для него.
Однако он не безразличен Берте де Сен-Синь.
- Дети, - сказала г-жа д'Эспар, - не давали тех обязательств, что их
отцы...
- Не станем говорить об этом, - сказала княгиня. - Если мне не удастся
приручить маркизу де Сен-Синь, я помирюсь на том, чтобы женить моего сына на
дочери какого-нибудь кузнеца, как сделал это жалкий д'Эгриньон.
- Любили вы его? - спросила маркиза.
- Нет, - ответила серьезно княгиня. - Правда, что наивность
д'Эгриньона, носившую провинциальный отпечаток, я заметила несколько поздно
или, если хотите, слишком рано.
- А де Марсе?
- Де Марсе играл мной, как куклой. Я была так молода! Мы никогда не
любим мужчин, если они становятся нашими наставниками, - это слишком
затрагивает наше мелкое тщеславие.
- А этот несчастный юноша, который повесился?
- Люсьен? Это был Антиной и великий поэт. Я боготворила его и могла бы
стать с ним счастливой, но он любил девку, и я уступила его госпоже де
Серизи. Если бы он полюбил меня, разве я его отдала бы?
- Как! Вы - соперница какой-то Эстер?
- Она была красивее меня, - сказала княгиня. - Вот уже скоро три года,
как я живу в полном одиночестве; и что же? в этом покое нет ничего
тягостного. Вам одной я посмею сказать, что здесь я почувствовала себя