"Оноре де Бальзак. Серафита" - читать интересную книгу автора

тебе.
Минна безутешно рыдала.
- Разве ты посмеешь сказать, что не любишь его? - спросил Серафитус
голосом, отозвавшимся острой болью в ее сердце.
- Пощады, пощады, мой Серафитус!
- Люби его, бедное дитя земли, тебе не оторваться от нее. Ты связана с
ней своей судьбой, - заявил неумолимый Серафитус, подхватив Минну и увлекая
ее к самой кромке "солера", откуда открывался такой простор, что
взволнованная девушка вполне могла подумать, будто парит над миром. - Мне
нужен был спутник, чтобы отправиться в царство света, но я захотел сначала
показать тебе этот кусок грязи, и я вижу, что ты все еще привязана к ней.
Прощай. Оставайся в этой топи, живи чувствами, подчиняйся своей природе,
бледней с бледными мужчинами, красней с женщинами, играй с детьми, молись с
виновными, вздымай очи к небу в скорби; трепещи, надейся, дрожи; у тебя
будет спутник, ты сможешь еще смеяться и плакать, давать и получать. Я
подобен изгнаннику вдали от небес и чудовищу - вдали от земли. Сердце мое не
трепещет более; я живу лишь собой и для себя. Я чувствую разумом, дышу
челом, вижу мыслью, умираю от нетерпения и желаний. Никто здесь, внизу, не в
силах исполнить мои желания, успокоить мое нетерпение, я разучился плакать.
Я - одинок. Я смиряюсь и жду.
Серафитус посмотрел на возвышение, покрытое цветами, где он усадил
Минну, затем молча повернулся в сторону мерцающих гор, чьи вершины были
покрыты плотными тучами, к которым он и обратил свои мысли.
- Слышишь этот замечательный концерт, Минна? - снова заговорил он
голосом горлицы, орел уже вволю накричался. - Не правда ли, похоже на музыку
эоловых арф, которые ваши поэты помещают в глубь лесов и гор? Различаешь ли
ты эти неясные фигуры, идущие по облакам? Замечаешь ли крылатые ноги тех,
кто готовит небесные декорации? Эти мелочи освежают душу; по мановению неба
вскоре опадут весенние цветы, с полюса уже отправился луч. Бежим, пора.
В одно мгновение они прикрепили лыжи и спустились с Фалберга по быстрым
склонам, связывавшим гору с долинами Зига. Какой-то чудесный разум вел их
при спуске, точнее, полете. Когда встречалась впадина, покрытая снегом,
Серафитус подхватывал Минну и устремлялся быстро вперед, как легкая птица по
хрупкому насту, покрывавшему бездну. Часто, подталкивая спутницу, он слегка
отклонялся, чтобы избежать пропасти, дерена, выступа скалы, которые
различал, казалось, под снегом, как некоторые моряки, привыкшие к Океану,
догадываются о рифах по цвету, шуму, положению вод. Когда они достигли дорог
Зигдальхена и смогли наконец двигаться прямиком, почти без опаски, ко льдам
Стромфьорда, Серафитус остановил Минну:
- Тебе уже не хочется разговаривать со мной?
- Я опасалась, - вежливо ответила девушка, - нарушить ваши размышления.
- Поторопимся, дорогуша, приближается вечер.
Минна вздрогнула, услышав, скажем так, новый голос своего проводника:
голос чистый, словно девичий, рассеявший фантастические лучи грез, сквозь
которые она до сих пор продвигалась. Серафитус начал терять свою мужскую
силу, его взор не излучал больше необычайный поток разума. Вскоре эти два
прелестных существа ринулись к фьорду, добрались до снежной равнины,
лежавшей между побережьем залива и первым рядом домов Жарвиса; подгоняемые
сумерками, они устремились вперед к дому священника, поднимаясь по склону
горы, как если бы преодолевали ступени гигантской лестницы.