"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

- Этот господин, - сказала она ему, - твой товарищ по коллежу.
Ламбер не ответил. Я смог наконец разглядеть его, и это было одно из
тех впечатлений, которые навсегда врезаются в память. Он стоял, опираясь
локтями на выступ, образованный деревянными панелями, так что спина,
казалось, сгибалась под тяжестью его склоненной головы. Волосы, длинные, как
у женщины, падали на плечи, обрамляя его лицо, что придавало ему сходство с
бюстами великих людей эпохи Людовика XIV. Лицо же это было необыкновенно
бледным. Он по своей привычке тер одну ногу о другую машинальным
безостановочным движением; звук этого постоянного трения кости о кость был
мучительным для слуха. Около него была моховая подстилка, положенная на
доску.
- Он очень редко ложится, - сказала мне мадмуазель де Вилльнуа, - хотя
каждый раз спит несколько дней подряд.
Луи стоял так, как мне довелось его видеть, день и ночь устремив глаза
в одну точку, никогда не опуская и не поднимая век, как мы делаем обычно.
Спросив у мадмуазель де Вилльнуа, не повредит ли Ламберу некоторое усиление
света, с ее согласия я чуть-чуть отодвинул штору и смог увидеть выражение
лица моего друга. Увы, это лицо уже покрылось морщинами, побелело, свет
погас в его глазах, ставших стеклянными, как глаза слепца. Все его черты,
казалось, судорожно вытянулись вверх. Я попытался несколько раз заговорить с
ним, но он меня не услышал. Это был осколок человека, вырванный из могилы,
победа жизни над смертью или смерти над жизнью. Я находился там примерно
около часа, погруженный в какую-то необъяснимую задумчивость, во власти
тысячи скорбных мыслей. Я слушал мадмуазель де Вилльнуа, которая
рассказывала мне все детали этой жизни ребенка в колыбели. Внезапно Луи
перестал тереть ногу о ногу и медленно сказал:
- Ангелы - белые.
Я не могу объяснить, какое впечатление произвели на меня эти слова,
звук любимого голоса, который я так мучительно жаждал услышать, уже перестав
на это надеяться. Глаза мои наполнились слезами, и я тщетно старался их
удержать. Невольное предчувствие промелькнуло в моей душе и заставило
усомниться, что Луи потерял разум. Тем не менее я был совершенно уверен, что
он меня не видит и не слышит; но гармония его голоса, казалось, выражавшая
божественное счастье, придала этим словам непреодолимое могущество. Это было
неполное раскрытие какого-то неведомого нам мира, но фраза прозвучала в
наших душах, как некий изумительный колокольный звон среди глубокой ночи. Я
больше не удивлялся тому, что мадмуазель де Вилльнуа считала Луи находящимся
в здравом рассудке. Быть может, жизнь души поглотила у него жизнь тела. Быть
может, подруга Ламбера была охвачена, как и я в тот момент, смутным
ощущением иной, мелодической, вечно цветущей природы, которую мы называем
небом в самом широком смысле этого слова. Эта женщина, этот ангел, всегда
находилась здесь, сидя за пяльцами, и всякий раз, вытаскивая иголку, она
грустно и нежно смотрела на Ламбера. Не в состоянии дольше выносить это
ужасное зрелище, ибо я не мог, как мадмуазель де Вилльнуа, проникнуть во все
его тайны, я вышел, и мы погуляли несколько минут, чтобы поговорить о ней и
о Ламбере.
- Конечно, - сказала она мне, - Луи может показаться сумасшедшим, но он
не сумасшедший, если слово "безумный" относится к тем, у кого по неизвестным
причинам заболевает мозг и они не отдают себе отчета в своих действиях. В
моем муже все координировано. Если он не узнал вас физически, не думайте,