"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

чтобы во время обучения его благодетельница хоть раз дала о себе знать, и
можно ли считать подлинным благодеянием то, что она три года оплачивала
содержание мальчика, не думая о его будущем и заставив его сойти с того
жизненного пути, на котором он, быть может, нашел бы свое счастье! Условия
эпохи и характер Луи Ламбера могут вполне оправдать и беззаботность и
щедрость г-жи де Сталь. Человек, выбранный посредником между нею и
мальчиком, покинул Блуа в тот момент, когда Луи кончил коллеж. Последующие
политические события оправдывают равнодушие этого человека к протеже
баронессы. Автор Коринны ничего больше не услышал о своем маленьком Моисее.
Сто луидоров, данных ею г-ну де Корбиньи, который, мне кажется, умер в
1812-м, не были настолько крупной суммой, чтобы пробудить воспоминания г-жи
де Сталь, восторженная душа которой повсюду находила себе пищу, а все
интересы поглощали события 1814-1815 годов[16], разбредшиеся по
окрестностям, вернулись назад и восстановили коллеж, сохранив старый устав,
привычки, традиции и нравы, придававшие ему тот особый облик, которого не
было ни у одного из тех лицеев, где мне довелось побывать после Вандомского
коллежа.
Расположенный посередине города на речушке Луар, омывающей его здания,
коллеж образует большую, заботливо отгороженную территорию, где находятся
все здания, необходимые для такого рода учреждений, - часовня, театр,
лазарет, булочная, а также сады и источники. В этот коллеж, самое знаменитое
воспитательное заведение из всех имеющихся в центральных провинциях,
поступала молодежь из провинций и колоний. Дальность расстояния не давала
возможности родителям часто посещать своих детей.
Кроме того, правила запрещали отпуск на каникулы. Поступив в коллеж,
учащиеся покидали его только по окончании курса. За исключением прогулок под
наблюдением отцов-воспитателей, все было рассчитано так, чтобы в этом
учреждении господствовала монастырская дисциплина. В мое время еще
сохранилось живое воспоминание об отце-корректоре, а традиционный кожаный
ремень с честью выполнял свою грозную роль. Наказания, изобретенные когда-то
иезуитами, одинаково ужасные как в моральном, так и в физическом отношении,
сохранялись полностью по старой программе. Письма к родным в определенные
дни были обязательны, так же как исповедь. Таким образом, наши грехи и наши
чувства были строго регламентированы. Все носило отпечаток монастырского
распорядка. Я вспоминаю среди прочих остатков старых установлений инспекцию,
которой мы подвергались каждое воскресенье. Мы надевали парадную форму,
выстраивались, как солдаты, в ожидании двух директоров, которые в
сопровождении поставщиков и учителей вели тройное обследование: костюма,
гигиены, морали.
Двести - триста учащихся, которых мог вместить коллеж, были разделены
по старинному обычаю на четыре секции, называемые маленькие, младшие,
средние и старшие. Секция малышей включала так называемые восьмой и седьмой
классы; секция младших - шестой, пятый и четвертый; секция средних - третий
и второй; наконец, старшая секция изучала риторику, философию, специальную
математику, физику и химию. Каждая из этих особых секций имела свое здание,
свои классы и свой двор на большом общем участке, куда можно было выйти из
учебных комнат и который доходил до столовой. Эта столовая, достойная
старого монастырского ордена, вмещала всех учащихся. В противоположность
правилам других учебных заведений нам разрешалось разговаривать во время
еды, ораторианская терпимость позволяла обмениваться блюдами по нашему