"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

Тира в Бальбек, из Тедмора в Карфаген, из Карфагена в Рим, из Рима в
Константинополь, из Константинополя в Венецию, из Венеции в Испанию, из
Испании в Англию так, что никаких следов не осталось ни от Мемфиса, ни от
Тира, ни от Карфагена, ни от былой славы Рима, Венеции и Мадрида. Дух
покинул эти могучие тела. Никто не мог уберечься от разрушения, не мог
догадаться о правильности аксиомы: когда следствие потеряло связь с
причиной, его породившей, наступает дезорганизация. Самый проницательный
гений не может найти связи между этими великими социальными явлениями. Ни
одна политическая теория не оказалась вечной. Правительства проходят, как
люди, не передавая друг другу никаких указаний, и ни одна система не
породила системы более совершенной, чем предыдущая. Что можно сказать о
политике, если правительства, опиравшиеся на бога, погибли и в Индии и в
Египте; если правительства меча и тиары исчезли; если правление одного
рушится, а правление всех никогда не могло просуществовать долго; ни одна
концепция о силе ума в применении к материальным интересам не стала
долговечной, и в настоящее время все требует переделки так же, как во все
эпохи, когда человек кричал: "Я страдаю!" Кодекс, на который смотрят как на
прекраснейшее дело Наполеона, - самый драконовский из всех, какие мне
известны. Доведенная до бесконечности территориальная раздробленность[43], в
основе которой лежит разделение богатств поровну, должна породить вырождение
нации, гибель искусств и наук. На слишком раздробленной земле культивируются
только хлебные злаки и вообще невысокие насаждения; леса и многие источники
исчезают; не растят больше ни быков, ни лошадей. Исчезают средства нападения
и защиты. Начинается нашествие, народ раздавлен, он потерял свои лучшие
орудия, он потерял своих вождей. Вот история пустынь! Политика,
следовательно, это наука, не имеющая ни определенных начал, ни незыблемых
основ; она - гений текущего момента, постоянное приложение силы в
соответствии с требованиями сегодняшнего дня. Человек, который может
провидеть на два века вперед, умрет на лобном месте, под проклятия народа,
или же - а это, мне кажется, еще хуже - будет исхлестан бесчисленными
насмешками. Нации - это тоже личности, не мудрее и не сильнее человека, и их
судьбы сходны. Раздумывать о человеке - разве не значит заниматься народами?
Зрелище этого общества, у которого так шатки, непрочны и основы и то, что на
них воздвигается, и причины, и действия, общества, в котором филантропия -
это великолепная ошибка, а прогресс - бессмыслица, подтвердило мне ту
истину, что подлинная жизнь в нас, а не вне нас; что подняться над людьми,
чтобы управлять ими, - это значит играть несколько расширенную роль
классного руководителя; и что люди, достаточно сильные, чтобы подняться до
той ступени, с которой они могут наслаждаться, окидывая взглядом миры, не
должны смотреть на то, что лежит у их ног.

4 ноября.

Я занят, безусловно, серьезными мыслями, я иду к некоторым открытиям,
непобедимая сила увлекает меня к свету, который с юных лет блистал в
сумерках моей нравственной жизни; но как назвать ту силу, которая связывает
мне руки, затыкает рот и тянет меня в противоположную сторону от моего
призвания? Нужно покинуть Париж, попрощаться с книгами библиотек,
прекрасными очагами света, попрощаться с учеными, снисходительными и
доступными для общения, с юными гениями, с которыми я дружил. Что меня