"Оноре де Бальзак. Луи Ламбер" - читать интересную книгу автора

лестницам, тонкость нашего слуха позволяли нам всегда предвидеть приход
надзирателя, и мы могли без всякой помехи отдаваться своим любимым занятиям.
Так как чтение нам было запрещено, часы карцера обычно отдавались
метафизическим дискуссиям или рассказам о кое-каких любопытных случаях,
относившихся к чудесным проявлениям мысли.
Я хочу рассказать один из самых удивительных фактов не только потому,
что он относится к Ламберу, но еще и потому, что этот факт решил его научную
судьбу. Согласно обычным правилам коллежей, воскресенье и четверг были днями
отдыха; но церковные службы, на которых мы обязаны были присутствовать, так
заполняли воскресенья, что мы считали четверг нашим единственным праздничным
днем.
Прослушав мессу, мы могли располагать временем для долгих прогулок по
полям, в окрестностях Вандома. Замок Рошамбо был излюбленнейшим местом для
наших экскурсий, может быть, потому, что находился далеко. Младшие редко
совершали такую утомительную прогулку; все же учителя раз или два в год
предлагали нам поход в Рошамбо в качестве награды. В 1812 году, весной, мы
должны были пойти туда в первый раз. Желание видеть знаменитый замок
Рошамбо, хозяин которого давал иногда ученикам молока, заставило всех нас
вести себя примерно. Итак, ничто не помешало прогулке. Ни я, ни Ламбер не
знали долины Луара, где было построено это здание. Поэтому и его и мое
воображение было еще накануне весьма возбуждено предстоящей прогулкой,
которой обычно радовались в коллеже. Мы говорили о ней весь вечер и
собирались истратить на фрукты и молочные продукты деньги, которые нам
удавалось приберечь вопреки вандомским законам. На другой день после обеда,
в половине первого, мы отправились, получив по кубическому куску хлеба,
предназначавшемуся для полдника. Потом легкие, как ласточки, мы шли толпой к
знаменитому замку с таким пылом, что долго не чувствовали усталости. Когда
мы взобрались на холм, откуда можно было любоваться замком, расположенным на
середине склона, и извилистой долиной, где сверкала река, извиваясь, как
змея, по красиво закругленной лужайке, и изумительным пейзажем, исполненным
невыразимого очарования, одним из тех, с которыми связываются яркие
воспоминания юности или любви и которые позже не следует пытаться увидеть
снова, Луи Ламбер сказал мне:
- Но я видел все это сегодня ночью во сне!
Он узнал и группу деревьев, под которыми мы остановились, расположение
рощи, цвет речной воды, башню замка, неровности почвы, далекие просторы,
наконец, все детали этого пейзажа, который сегодня он видел в первый раз. И
он и я - мы, конечно, были детьми; я-то безусловно: ведь мне не было еще
тринадцати; в пятнадцать лет Луи мог мыслить глубоко, как истинный гений,
но, во всяком случае, в эту эпоху наша дружба была так сильна, что мы не
могли лгать друг другу даже в мелочах. Если Ламбер предчувствовал благодаря
всемогуществу своей мысли значение фактов, он был далек от того, чтобы
оценить их во всем объеме; так что сначала он просто удивился. Я спросил
его, не ездил ли он в Рошамбо в детстве. Мой вопрос поразил его, но,
проверив свои воспоминания, он ответил отрицательно. Этот случай,
аналогичные которому можно найти в снах многих людей, дает возможность
понять первые пробудившиеся способности Ламбера; действительно, он сумел
вывести из этого настоящую систему; вооружившись обрывком мысли, он построил
целую теорию, как сделал Кювье[26] совсем в другой области.
Мы уселись под старым дубом. После нескольких минут размышления Луи