"Валерий Барабашов. Жаркие перегоны " - читать интересную книгу автора

себя делу, не щадил здоровья, со временем не считался. И другие тоже себя не
щадили. Вытянули же они прошлую пятилетку...
Вот именно - вытянули. Уже в завершающем ее году стало чувствоваться:
трудно идет дело, трудно. Но тогда он, Уржумов, не ломал особенно голову -
заедала текучка. И вот эта текучка отомстила - дорога многое потеряла, с
перевозками не справляется.
Да, он, начальник дороги, обязан был смотреть вперед. Быть более
настойчивым, непримиримым к тем, кто успокаивал, не разделял его тревоги. А
ему подчас не хотелось портить отношений...
Не хотелось ссориться, а теперь вот работать с каждым днем все сложнее.
Одно дело, когда тебя поддерживают, понимают, что-то прощают, и другое -
когда тобой устойчиво недовольны. Разговоры то и дело незаметно
соскальзывают на личности, на возраст, и тогда само собою вырисовывается
незавидное положение Уржумова - его не пенсионные пока, но уже и не молодые
годы. Но разве заслужил он такое отношение, разве оправданы такие поспешные
выводы о нем?
В тот день после коллегии Уржумов долго ходил по Москве (самолет на
Красногорск уходил вечером) - думал, думал... На место обиды пришло
равнодушие, словно бы согласие с оценкой Климова и со всем, что было сказано
о нем, Уржумове. Это ему лично кажется, что работает он по-прежнему хорошо и
полон сил. Со стороны, наверное, виднее...
Фантазия нарисовала Уржумову его же самого в роли дорабатывающего
простого инженера (и так ведь может случиться) какой-нибудь из служб
управления. Выбор службы не имеет значения - он хорошо разбирается в работе
любой из них и с любой работой справится. Был же он в свое время и
начальником депо, и заместителем, и начальником отделения... А начинал
рядовым инженером в депо, которое позже возглавил, - работал и учился. Он,
пожалуй, не мог бы объяснить себе, за какие именно заслуги выдвинули его
сначала на одну невысокую служебную ступеньку, потом на другую, третью.
Потом многие годы он сам продвигал людей, замеченных и отмеченных им в
работе, возможно, интуитивно ценя в них какие-то свои черты характера и свои
способности. Понемногу он окружил себя людьми, преданными делу, знающими
инженерами. Крепкий костяк управления решающим образом влиял на все
происходящее в службах, в отделениях, на магистрали в целом. Дорога работала
устойчиво, ровно. И вот сбой - затяжной, серьезный. Что ж теперь - признать,
что выработался, что не под силу уже дорога? И забыть при этом обо всем, что
говорилось им же самим в кабинете министра?
Ладно, допустим, пойдет он работать инженером. А в чьи руки отдаст
дорогу? В чьи ее можно и нужно отдать?
Всплыло в памяти лицо первого заместителя, Желнина. Уржумов отчетливо
вспомнил какие-то неслышные шаги Василия Ивановича, когда тот заходил в
кабинет, вкрадчивый его голос, спрашивающий: "Что там министерство,
Константин Андреевич? Обком - как?" Уржумов верил в искренность, с которой
задавались эти вопросы. Он откровенно рассказывал о беседах с министром, его
замами, о вызовах в областной комитет партии, давал оценку принятого там,
наверху, решения или сделанного вывода. Было естественным откровенно
говорить со своим первым заместителем, рассчитывать на его единомыслие.
Сейчас же воспаленный мозг прежде всего напомнил Уржумову, что Желнин
гораздо моложе его, что Климов, намекая на усталость начальника
Красногорской дороги, очевидно, имел в виду...