"Валерий Барабашов. Жаркие перегоны " - читать интересную книгу автора

- А-а... - Светка успокоенно вытянулась. Хлопнула себя ладонью по
голому тощему животу. - Стоило из-за этого будить человека. Парень ночью
садился, билет не успел купить... Да он что - не сошел еще?
- Нет. Куда ты его везешь-то? И вообще...
- Ну, мать, расшумелась ты на меня... - Дынькина поморщилась, сердито
посопела. Потом ловким движением тонкой руки выдернула откуда-то из-под
подушки красненькую десятирублевку, пришлепнула ее перед Людмилой на
простыне: - На!
- Да ты... что это?! - подвинулась от нее Людмила. - Ты в своем уме? Да
за такие вещи... знаешь что бывает?!
- Не хочешь - не надо. - Дынькина так же молниеносно спрятала деньги. -
А зря. Мы человеку хорошее дело сделали, а он нас отблагодарил. Что тут
такого?
Людмила поднялась, молча вышла из купе, машинально захлопнула за собой
дверь, машинально повернула в ней ключ.
Вот так та-ак... Светка-то, а?.. А вдруг в самом деле на ревизора
налетят, тогда что? Рогова позовут, акт составят! Светка, конечно, не дура,
говорить не станет, что взяла у парня деньги, а если он сам скажет? Я,
скажет, заплатил проводницам, чего еще? Тогда и ей, Людмиле, влепят по
первое число, это уж как пить дать. Она же знает теперь... Ну что - к Рогову
сходить? Так, мол, и так, товарищ начальник поезда, прошу принять к
сведению, что Дынькина... Да он ее в порошок сотрет!.. И тут Людмила словно
споткнулась: а если нет, не сотрет? Влипнешь еще. Третий раз всего с этой
бригадой едет. А в чужой монастырь, как известно, со своим уставом... Ну,
скажем, устав-то общий, но лучше, пожалуй, разобраться во всем,
присмотреться - вдруг что да не так, наломаешь дров, себя опозоришь, Светку.
Размышляя так, сидела Людмила на своем рабочем месте в "служебке", у
окна, хорошо понимая, что мысли ее трусливые. Конечно, Дынькина посадила
этого парня без билета и деньги с него взяла - с чего бы она вдруг стала
предлагать их напарнице?..
Настроение испортилось окончательно.

III.

Еще полгода назад начальник Красногорской железной дороги Уржумов не
замечал за собою такого быстрого утомления. Мог работать часами, забывая
иной раз об обеде, лишь изредка выходя из кабинета. А теперь, особенно во
второй половине дня, он не находил себе места: раздражали телефонные звонки,
вспыхивающие то и дело лампочки на переговорном устройстве, шум улицы за
настежь открытым окном, даже мелодичный, нравившийся ему раньше бой
кабинетных старинных часов.
Конечно, сказывалась усталость, напряжение последних месяцев, в которых
не было выходных, не было отдыха. Дважды в сутки, в полдень и десять вечера,
управление дороги проводило селекторные совещания с отделениями, выслушивало
их доклады об итогах дня, давало указания. Освобождаясь в одиннадцать - в
половине двенадцатого ночи, неимоверно уставший, Уржумов плохо спал, утром
вставал разбитый, с головной болью. Вот все это, видно, и состарило: нервное
перенапряжение, четырнадцати-пятнадцатичасовой рабочий день. Климов,
замминистра, бросил как бы невзначай на заседании коллегии: "Возраст, сами
понимаете..." Это был, разумеется, явный намек на то, что пора уходить, пора