"Леонид Бараев. Часы Фишера" - читать интересную книгу авторавнешние признаки "лентяйства" Моцарта ("гуляки праздного"): тот
все время не сидит, не корпит за инструментом, не пишет ноты в своей "келье", которой у Вольфганга-Амадея к тому же и нет... Но Моцарт, дескать, все равно (и все-таки) работает 24 часа в сутки, его развеивания (пирушки с друзьями, болтовня, романчики, флирт и т.п.) - находчиво и удачно применяемые отвлечения, необходимый отдых, создание условий для плодотворной работы творческого подсознания. И, возможно, на деле, это действительно так. Но Моцарт, даже не гений, подымай выше - Сальери называет его Богом музыки ("Ты, Моцарт, Бог и сам того не знаешь. Я знаю, я") - все-таки подает не лучший пример тем, кто идет ему на смену ("Что пользы, если Моцарт будет жив. И новой высоты еще достигнет. Подымет ли он тем искусство? Нет, оно падет опять, как он исчезнет. НАСЛЕДНИКА НАМ НЕ ОСТАВИТ ОН"). Так что и внешнее поведение классика какое-то значение имеет, может иметь. Может сыграть роль - даже чисто внешнее, индивидуальное. Важен результат? Конечно. Но все-таки не только; не один результат. Хотя в шахматах, шахматном спорте, Фишер вынужден (!) идти от результата, строить (готовить) свои выступления "наверняка или почти наверняка", быть нацеленным на успех, на победу, на цифровое, неопровержимейшее превосходство. И учитывать по возможности - раз он профессионал - решительно все мыслимые, предвидимые, в том числе и сопровождающие успех, сопутствующие ему. В известном смысле он довольно рано впал как бы в шахматное старчество, в рассудительность не по времени и как бы не по чину (до завоевания высшего титула). Алехин перед матчем 1927 года, как известно, заметил: не представляю, как это я могу выиграть у Капабланки 6 партий, впрочем, еще труднее мне представить, каким образом я мог бы проиграть ему 6 партий. И это говорил человек, не выигравший еще у своего исторического противника ни одной встречи! Он же в конце 30-х годов сказал, что чемпионом мира, новым чемпионом, может стать лишь человек, имеющий повышенное чувство опасности. Башмачкин, получивший, в каком-то смысле и не вполне заслужено, а точнее - все-таки не по чину, не по положению, свою великолепную, по максимуму сделанную, сшитую, сооруженную шинель (все, кроме воротника - кошка, которую издали вполне можно было принять за куницу, вот грабители и приняли, - было самого лучшего качества, в пределах, конечно же, доступных средств), потерял бдительность. Совершенно. Он дерзнул даже пойти "на вечер", он, отродясь этого не делавший. Он попал, как Германн из "пиковой дамы", в полностью непривычные условия. Башмачкину не пришлось делать ничего особенного, специфического, надо было только идти домой, он и пошел и - более чем закономерно! - нарвался на грабителей. Ситуация |
|
|