"Алессандро Барикко. CITY" - читать интересную книгу автора

мире: там был взгляд, именно там, он был понемногу в начале, на всех
участках и в конце параболы. Много лет я наблюдал за женщинами, невольно
догадываясь, что если решение есть, то найдет его женщина, пусть даже в силу
взаимности между двумя загадками. Конечно, я смотрел на красивых женщин,
прежде всего на красивых женщин. Зта отошла от своей группы - женщина
восточного типа, большая шляпа наполовину прячет лицо, какие-то странные
туфли, - перед этим она была в середине группы восточных туристов, сплошь из
женщин; она отошла, словно отпустили поводок, который не отпускал ее от
группы, и сейчас была под воздействием особой силы тяжести, увлекавшей ее к
нимфеям, тем, что на восточной стене, где изгиб поверхности наибольший, -
она упала в сторону нимфей, внезапно став похожей на осенний листок, -
упала, как маятник, качаясь в противоположные стороны по гармонически
изогнутой траектории, - позвольте сказать: по кривой линии, - два деревянных
костыля под мышками - ступни в туфлях, будто мягкие языки колокола,
двигаются в ритме врожденного уродства, - на плечах шаль - шаль-недуг - руки
безобразно вывернуты - блестящемящая пяденица - и я смотрел на нее -
вернулась после невероятно долгого перелета - блестящая, щемящая, прямо
здесь. Неимоверно усталая, она преодолевала сантиметр за сантиметром, но,
похоже, и помыслить не могла об остановке. Вся она вращалась вокруг оси
деформации собственного тела, однако двигалась вперед, рывками,
напоминавшими шаги, и так перемещалась, терпеливая улитка, неотделимая от
раковины своей болезни, - след от слюны позади обозначал причудливую
траекторию - и смущение тех, кто следовал по этому пути, глотая стыд и
досаду, ища, куда отвести глаза, но не так просто было перестать смотреть на
нее - больше некуда - там было полно народу, там был я, в какой-то момент
осталась только она. Она достигла нимфей, так близко, что едва их не
касалась, затем пошла вдоль панно, воспроизводя изгиб стены, но оснащенная
звукорядом движения, кривая линия, свернутая в загогулину, что ежесекундно
распрямлялась, и ежесекундно меняющееся расстояние, такое же неопределенное,
как нимфеи, поскольку раздробленное движением на тысячи направлений,
распыленное в этом лишенном центра теле. Так она пересекла весь зал, то
приближаясь, то удаляясь, раскачиваемая нетрезвым маятником, который
отсчитывал внутри время ее болезни, а люди вокруг расступались, стараясь не
препятствовать даже самым невообразимым ее уклонениям. Я, который годами
прилежно разглядывал нимфей, не сумев увидеть в них ничего, кроме нимфей, к
тому же китчевых и достойных сожаления, я пропустил ее совсем рядом с собой
и внезапно понял, даже не проследив за ее глазами, я понял с предельной
ясностью, что она видит - она была взглядом, о котором рассказывали нимфеи,
- взглядом, видевшим их изначально, - она была именно тем углом, точкой
созерцания, невозможными глазами - ее узкие черные туфли были этим, и этим
были ее болезнь, ее терпение, ужас ее движений, деревянные костыли,
шаль-недуг, хрип рук и ног, ее мука, ее сила, и эта неповторимая,
обозначенная слюной в пространстве, траектория, навсегда утраченная, когда
она добралась, остановилась и покинула зал.
Начиная с 14 июня 1983 года профессор Мондриан Килрой стал испытывать
заметную склонность к меланхолии, в соответствии с его теоретическими
убеждениями: анализ "Нимфей" Моне заканчивался выводом о том, что страдание
есть condition sine qua non [необходимое условие - лат.] высшего восприятия
действительности. Он пришел к убеждению, что страдание - единственный путь,
способный приподнять нас над поверхностью реальности. Оно было той кривой