"Клайв Баркер. Галили" - читать интересную книгу автора

подобные картины, мечтая о наступлении дней, когда никто не помешает им
загадить дом от фундамента до крыши.


Глава II

Мои четыре комнаты расположены в задней части дома, и ни одна из них
первоначально не была предназначена для своей нынешней цели. Моя теперешняя
спальня - на мой взгляд, самая очаровательная комната в доме - некогда
служила столовой моему покойному отцу, а сам он, Гурсек Никодим Барбаросса,
на моей памяти ни разу не сел за один стол с Цезарией. Такие были порядки в
семье.
В комнате, смежной с кабинетом, где я пишу эти строки, Никодим хранил
свою коллекцию редкостей, значительная часть которых - согласно его
настоятельному требованию - была похоронена вместе с ним после его кончины.
Среди прочего здесь находились череп первой лошади Никодима, а также
обширное и поражающее воображение собрание всякого рода приспособлений всех
времен для усиления ощущений истинных ценителей сексуальных наслаждений.
(Про каждый из этих предметов отец мог рассказать историю, по большей части
весьма занятную.) Были здесь и другие ценности. Латная перчатка Саладина -
мусульманина, которого любил Ричард Львиное Сердце, свиток, написанный для
отца в Китае; как-то он поведал мне, что на этом свитке представлена вся
история мира (хотя мой невежественный взор различал там лишь пейзаж,
изрезанный извилистой ленточкой реки). Были и многочисленные изображения
мужских гениталий - лингам, ведьмина флейта, скипетр Аарона (или, пользуясь
излюбленным выражением отца, El Santo Membro - Священный Член). Думаю,
многие из этих изображений были собственноручно вырезаны или вылеплены
служившими отцу жрецами и таким образом представляли собой орган, ставший
причиной моего появления на свет. Некоторые из них до сих пор стоят на
полках. Вы можете счесть это странным и даже безвкусным. Не буду спорить.
Но отец мой был исполнен мужской мощи, и эти статуэтки при всей своей
примитивности дают о нем представление большее, чем могли бы дать
какая-нибудь книга о его жизни или тысячи фотографий.
Но полки занимают не только подобные экспонаты. За несколько
десятилетий я собрал богатую библиотеку. Хотя изъясняюсь я только
по-английски, по-французски и с грехом пополам по-итальянски, читать могу
на древнееврейском, латыни и греческом, так что среди книг моих преобладают
старинные фолианты, посвященные мистическим предметам. Когда человек,
подобно мне, не испытывает недостатка в досуге, любознательность его порой
приобретает причудливые формы. В научных кругах меня, возможно, сочли бы
подлинным знатоком по части некоторых вопросов, до которых, однако, нет
ровным счетом никакого дела людям, поглощенным суетными заботами
повседневности - воспитанием детей, налогами, любовью.
Отец мой, будь он жив, не одобрил бы моей страсти к собиранию книг. Он
не любил видеть меня за чтением. Это напоминало ему, как он сам не раз
признавался мне, об обстоятельствах, при которых он потерял мою мать.
Кстати, слова эти по сей день остаются для меня загадкой. Единственной
книгой, изучение которой отец поощрял, был том всего из двух страниц - о
том, что скрывается между ног женщины. Когда я был ребенком, отец прятал от
меня бумагу, перо и чернила, и, как и следовало ожидать, эти запретные