"Джулиан Барнс. Как это было" - читать интересную книгу автора

малосущественное обстоятельство: на самом деле ему только тридцать два.
Джилиан эти чувствует и понимает, что именно это ей и нужно. Брак с<
46
Стюартом отнюдь не сулит ей богемных фейерверков. Джилиан
просто-напросто взяла себе в мужья самого молодого из пожилых мужчин, какого
ей удалось подыскать.
Но правильно ли было бы с моей стороны производить среди них
разъяснительную работу на данную тему, пока они украдкой обжимались на
пляже, предполагая, что я ничего не замечаю? Друзья существуют не для этого.
К тому же я был рад за Стюарта, ему ведь, несмотря на гладкий и округлый
derriere, нечасто приходилось кататься на нем, как сыр в масле. Он держался
за ручку Джилиан с таким торжествующим видом, можно было подумать, что все
предыдущие девицы требовали, чтобы он надевал кухонные рукавицы. Рядом с нею
он до некоторой степени освобождался от своей природной неуклюжести. Даже
танцевать стал лучше. Обычно он выше корявой припрыжки подняться не мог, но
в то лето выплясывал довольно лихо. Я же, в тех случаях, когда имя Джилиан
украшало мою бальную программку, всячески себя осаживал, чтобы не дать
повода для огорчительного сравнения. Быть может, даже выказывал на паркете
несвойственную мне беспомощность? Не исключаю. Как на чей взгляд.
Вот так мы жили в то лето. Печалям места не было. Во Фринтоне мы добрых
два часа кряду провозились у игрального автомата, опускали монетки, дергали
ручку, и хоть бы раз нам выпало три приза кряду. Огорчались мы из-за этого?
Мне запомнился, однако, один пронзительно печальный миг. Мы сидели на пляже,
и кто-то из нас, возможно даже я как неизменный затейник, предложил, чтобы
каждый написал крупными буквами на песке свое имя, и потом чтобы один
кто-нибудь вылез на дорожку над пляжем и сфотографировал подпись вместе с
подписавшимся. Занятие, которое было старо еще во времена Бео-вульфа, я
знаю, но постоянно новых забав не насочиня-ешься. Когда подошла моя очередь
позировать, Джилиан
47
поднялась на дорожку вместе со Стюартом, может быть, хотела ему
показать, как управляться с автонастройкой, не знаю. Дело было к вечеру, с
Северного моря дул самодовольный восточный ветер, низкое солнце уже не
припекало, купающиеся почти все разошлись. Я стоял один на всем пляже возле
выписанного витиеватым курсивом слова "Оливер" (они-то, конечно, писали
печатными буквами), задрал голову, посмотрел на них, Стюарт скомандовал;
"Сыр!")*. Джилиан крикнула: "Горгонзола!", Стю крикнул: "Камамбер!",
Джилиан: "Дольчелатте!", и я вдруг ни с того ни сего разрыдался. Смотрю на
них снизу и плачу навзрыд. А тут еще к моим слезам подмешался блеск
заходящего солнца, я совсем ослеп, вижу только цветную промывку в глазах.
Мне казалось, я так буду плакать всю жизнь. Стю крикнул: "Уэнслидейл!", а я
завыл в голос, как шакал, как жалкий бездомный пес. Сел на песок, стер
пяткой последнюю букву в "Оливере" и сижу. Наконец они спустились и
спасли меня.
А потом я снова развеселился, и они развеселились. Люди, когда
влюбляются, приобретают такую способность мгновенно переходить от слез к
смеху, вы не замечали? И не в том только дело, что им ничто не может
причинить вреда (о, это старинное приятное заблуждение), но ничто не может
причинить вреда и тем, кто им дорог. Frere** Олли? Разрыдался на пляже?
Расплакался, когда его фотографировали? Да нет, пустяки, отзовите людей в