"Наталья Баранская. Подселенка и кошка " - читать интересную книгу автора

Наталья Владимировна Баранская

Подселенка и кошка

Случилось это происшествие, вернее история, год назад. Никто б не
вспомнил, да вот Дарью Ивановну на днях похоронили и вспомнили.
Была тоже осень, октябрь месяц. Сидели мы, как сейчас, возле подъезда,
дышали. Хорошие дни в октябре выпадают редко, уж если погода, мы дышим весь
день. Скамейка наша изо всех подъездов самая удобная - широкая и со спинкой.
На нее все так и тянутся. Сидим мы - четыре женщины да Иван Кузьмич. Говорим
разное. Больше про болезни, что чем лечить (я в этом деле понимаю, сколько
лет в аптеке посуду мыла). Ну, и о соседях, конечно. Все мы одинокие, к
чужим подселенные. Только Иван Кузьмич живет с дочерью. А мы подселенки, у
нас соседи.
Вдруг слышим, будто крикнул кто в доме женским голосом. А мы свое -
ля-ля-ля да ля-ля-ля. И опять крик. Иван Кузьмич нам: "Замолчите, дайте
послушать, где кричат". А Панька Ездунова ему: "Это Ворчунов Федька с женой
разговаривает". "Как же, - я говорю, - сегодня четверг, им рано еще..."
Тут вдруг как закричат сверху диким криком, так мы все и вскочили.
Смотрим, а Дарья Ивановна в окно высунулась, руки вытянула и кричит-кричит.
Просто-таки вопит. Мы бегом к соседнему подъезду и на лифте на шестой этаж.
Иван Кузьмич с нами не поместился. "Я, - говорит, - внизу постою, вдруг она
из окошка бросаться надумала". Ну, это он зря - Дарья с нами сидела, минут
десять как встала - "обедать пора". А мы ей: "Еще рано, посиди, подыши".
"Покуда я, - говорит, - разогнусь да покуда дойду". Спина у нее больная, и
ходит она с клюкой. Не ходит, а ползает, можно сказать. Теперь-то надо
говорить "ползала", нет уж ее, да я не привыкла еще.
Ну, поднялись, позвонили мы к ней два звонка. За дверьми шум, крик, нам
не отпирают. Мы - стучать. Панька орет: "Открывайте, убивцы!", а Шура-прачка
давай ногой в дверь ботать.
Открыла нам Лидка. Вся красная, космы рыжие всклокочены, в руке мокрая
мешковина. "Вам, говорит, чего? Что за комиссия пенсионерская явилась? Я
полы мою, вы мне натопчете".
Тут Дарья из своей комнаты вышла - плачет, трясется вся, причитает. А
мы ни слова понять не можем. Наконец выговорила: "Кошку мою в окно
выбросили, звери, звери, а не люди!" Мы на Лидку - кто кошку выбросил, не
Генка ли твой? (Парень у нее в седьмом классе.) А Лидка оскалилась: "Врет
она все, подселенка проклятая, кошка ее сама выпрыгнула! Нужна мне ее кошка,
да пусть она со своей кошкой идет..."
Панька Ездунова начала было отругиваться, а я сказала: "Давайте
говорить по-культурному" (я все ж таки медицинский работник).
Тут как раз Иван Кузьмич поднялся, и мы вошли в квартиру. Иван Кузьмич
подтвердил, что кошка лежит под окнами, аккурат между Дарьиным и кухонным,
лежит на камне и уже не дышит. Дарья опять расплакалась. Мы дали ей валидолу
и аспирину, уложили и оставили с ней посидеть Мотю глухую. А сами пошли на
кухню - обсудить вопрос.
Иван Кузьмич сказал, что кошка сама выпрыгнуть в окно не могла - не
котенок уже. Шура-прачка вспомнила, что Дарья держала кошку всегда в комнате
на замке. Окно она не открывает, разве самую маленькую щелочку - радикулит у
нее. А я сказала: "Как же Лидка кошку достала, если она запертая была?"