"Наталья Баранская. Проводы " - читать интересную книгу автора

успокоились: мало ли что болтают. Все ж с этого дня что-то легло Анне
Васильевне на душу - теснило и не давало дышать легко. Когда ее вызвала
предместкома Антонина Рожнова, она подумала: "Ну, вот и правда", - сердце
забилось, а в горле сдавило.
Рожнова спросила у Анны Васильевны, сколько лет она работает в
комбинате, потом поинтересовалась ее трудовым стажем в целом. Стала Анна
Васильевна считать и насчитала почти сорок лет, а может, даже и сорок один.
Девчонкой еще пошла работать. Разговор шел будто ни о чем, будто Рожнова
просто интересовалась Анной Васильевной как предместкома сотрудницей. А
потом вдруг Антонина сказала:
- Товарищ Косова, мне администрация предложила выяснить насчет вас
некоторые вопросы, так как существует мнение, чтобы предложить вам выйти на
пенсию.
- Что ж, Тоня, разве я работаю хуже молодых? На меня вроде еще не
жаловались.
- Никто этого не высказывал, что вы работаете хуже молодых. Просто вы
много их старше. Они еще не достигли пенсионного возраста, а вы уже
достигли.
- Так почему же я должна уходить, если я работаю не хуже их, объясни
мне, Тоня?
- Да что вы в самом деле от меня хотите? - рассердилась Рожнова. "Я
ведь вам не сказала, что вы хуже. Мы и не сравниваем вовсе, хуже или лучше
вы работаете. Мы с вами совсем о другом говорим. Вы проработали сорок лет, а
другие, молодые, совсем еще не работали. Вот и дайте им тоже поработать.
Перед этим доводом, непреодолимым, как могильная плита, Анна Васильевна
смолкла. Что она могла возразить? Антонина, должно быть, права. Все же она
высказала свое желание поговорить с главбухом - он ее работу понимал.
- Не выводите вы, Косова, главбуха из нормы. Видите, человек едва
ходит, за сердце держится. Говорить с администрацией ваше право, конечно.
Директор, кстати, сказал: "Если она - вы то есть - заявление подавать не
захочет, проводи ее ко мне". Вы можете с ним не соглашаться, можете на него
даже жаловаться, но я лично панику бить вам не советую.
Анна Васильевна вернулась к себе в бухгалтерию, написала заявление и
тут же отнесла его в кадры. Было это две недели назад.

А налево пошли трое - главбух Яков Моисеевич Зускин, бухгалтер Людмила
Харитонова и счетовод Лелька Морковкина. Людмила, обстоятельная и спокойная,
никогда не спешила, а рыжая Лелька, или Лелька-Морковка, всегда торопилась,
опаздывала и бежала. Сейчас ей стоило больших усилий идти рядом с
попутчиками. Но день был особенный, и было жалко Якова Моисеевича: старик
совсем расхандрился, факт. Лелька слушала вполуха его сетования да
участливое поддакивание Харитоновой, а сама жадно обдумывала свои дела.
"Хорошо, если Юрка уже сбегал за Алькой в садик. А если Юрка заигрался
и забыл? Что лучше - искать Юрку по дворам или самой бежать за Алькой? Обед
сделаю пребыстренько: поджарить котлеты, сварить макароны - одна минута.
Кажется, Вениямин не играет сегодня. А вдруг играет? Играет или не играет?
Забыла... Склероз! Факт - не успею выгладить ему белую рубашку. Пять вечеров
в неделю требует он чистую рубашку. Ужас, как потеет на работе. А еще
говорят: "Подумаешь, работа - в трубу трубить!", потрубили бы сами... Вот
будет бенц, если не приготовлю рубашку!"