"Наталья Баранская. У Никитских и на Плющихе " - читать интересную книгу авторавчитывалась, чтобы понять ее тайный смысл: "Когда ж наконец зажжется
волшебная лампа на нашем окне?" Вдруг Таля почувствовала ужасную усталость. Она легла на диван, подтянув колени к подбородку, и закрыла глаза. Полежав так немного, Таля вскочила, оторвала чистую страницу от письма и вывела на ней четко карандашом: "Я ухожу домой. Возьми свои часы. Они мне не нужны. Таля". Она стала снимать часы и заторопилась. Наступило время прихода отца. Таля дергала ремешок, но он не расстегивался. Вдруг она услыхала, как хлопнула входная дверь. Это он! Таля простояла несколько секунд в каком-то оцепенении, потом сунула письмо под бювар, скомкала в кулаке записку и бросилась на диван, зажмурив глаза, стараясь зарыться, закопаться как можно глубже в подушки. Отец прошелся по комнате и остановился над ней. - Ты что, верблюжонок, спишь? - спросил он. Таля молчала. Отец отошел, потом вернулся, присел возле и тронул рукой ее лоб. Таля вся сжалась - она чувствовала, как щекочут в носу слезы, боялась плакать. - У тебя что-нибудь болит? - встревоженно спросил отец. - Да, живот, - жалобно простонала она, уже веря в эту боль. Отец забеспокоился, стал расспрашивать, что она ела, просил показать, где именно болит, высунуть язык, повернуться, раздеться - он хотел ее осмотреть. - Я ведь врач, верблюжонок, пожалуйста, не брыкайся. - Оставь меня, оставь! - крикнула Таля и совсем как маленькая Отец понял ее состояние по-своему. Может, и правда девочке сейчас лучше быть с матерью. - Ну что ж, поедем. Я тебя отвезу. Она не хотела, чтобы он ее провожал, помог собраться и одеться, отталкивала его руки, мотала головой - и все это молча, зло, насупившись. Он повез ее домой на Плющиху на извозчике. Обычно она любила эту езду на санках, но сейчас сидела как деревянная, повесив голову и уставившись в одну точку - дыру на суконном фартуке, прикрывавшем их ноги. Мамы еще не было дома. В непроветренной комнате пахло пылью, на столе стояла невымытая посуда. Отец не решался уходить; спрашивал, чем может помочь, просил Талю лечь. - Ничего мне не надо, я здорова, здорова, здорова! - крикнула девочка. Извозчик еще стоял у ворот - с ним отец и вернулся домой. Только ложась спать, нашел он на диване комок сиреневой бумаги. С трудом развернув его, он прочел Талину записку и тогда все понял. Пошарив на столе, увидел под бюваром письмо. Надо же было распечатать его, торопясь на работу! "Ах, как все глупо вышло", - думал он с досадой. Потом перечитал письмо, улыбаясь, хотел бросить его в корзину для бумаг, но передумал, открыл ящик письменного стола и положил к другим письмам. Таля сидела на стуле и ждала, когда захлопнется дверь за отцом. Теперь, дома, ей снова хотелось заплакать. Чтобы удержаться, она подняла голову - пока слезы в глазах, не считается, что плачешь. Темный потолок в трещинах дрожал и переливался под ее взглядом. Слезы действительно проморгались, |
|
|