"Нина Барановская. По дороге в Рай или Беглые заметки о жизни и творчестве Константина Кинчева..." - читать интересную книгу автора

хорошо, если только камеру.
Собчак призвал всех на митинг. И первым поездом 20-го, в 5 утра, мой
сын уехал в Питер. Я плакала, я просила его остаться, пожалеть меня. "Не
могу я здесь сидеть", - огрызнулся он. И уехал. Я вслед за ним уехать не
могла - не на кого было оставить моего слепого отца. Приемник был настроен
на волну "Свободы" и работал круглосуточно. И вот в 6 утра, когда сын уже
ехал в электричке, в выпуске новостей они сообщили, что к Ленинграду
движется колонна из 120 танков, что БТРы уже стоят на площади Победы и у
Московского вокзала...
Что бы я ни сказала о моих чувствах после услышанного, все будет не
словом, а лишь тенью слова. Я ничего не могла делать. Не могла есть, читать,
спать, гулять - ничего. Было какое-то оцепенение, какое-то полуживотное...
нет, "попупредметное" состояние. Будто я - вещь, которая без посторонней
помощи не может быть сдвинута с места. И мыслей даже не было. В сознании
всплывали только лица. Лицо сына. Лицо мужа. Милые лица моих друзей.
Каким-то краем заторможенного, оцепеневшего моего мозга проходила фраза: они
все там. Там - это у Мариинского дворца или на Дворцовой площади в Питере,
это у "Белого дома" в Москве. Я не то чтобы думала все время об этом. Это
просто жило во мне. Как какое-нибудь мелкое паразитирующее животное. Съедало
меня изнутри. Я не ждала, нет. Я тихо погибала от ожидания. Может быть,
кому-нибудь это покажется смешным - ведь все кончилось быстро. Но кто знал
тогда, что так все кончится? Пусть это кому-нибудь покажется смешным, но я
теперь понимаю, я знаю теперь, как ждали отцов, братьев, сыновей, мужей с
войны, сходя с ума от самого тяжкого - неизвестности...
Они приехали под вечер 21-га. Счастливые. Муж сказал "Мы победили!" И
это не показалось мне ни патетическим, ни смешным. Я тоже была счастлива.
Впервые за многие дни. Или годы? И не только потому, что вернулись мои
мальчики. И не только потому (да простит мне Бог!), что среди фамилий
погибших в Москве, я не услышала знакомых фамилий. Не спешите упрекать меня
в бессердечии. Как у всех, душа моя содрогнулась, когда стала известно о
гибели московских ребят. И все же, все же...
Не только я, наверное, многие чувствовали себя счастливыми в те
августовские дни. Потому что оказалось, что нас так и не сумели превратить в
жующих скотов. Что не все колбаса да масло. Что еще не разучились "стоять
всем миром" - за волю, за достоинство свое. Что мы все-таки (прав Шевчук!)
"не быдло - народ".
И вот тогда, в те августовские дни, я отбросила все сомнения. Я знала,
что напишу-таки эту маленькую книжку.
Тысячи и тысячи молодых людей стояли в цепях у Белого дома в Москве,
тысячи и тысячи пришли в Питере на Дворцовую. Это она, та самая молодежь,
которую обвиняли во всех смертных грехах, отстояла свободу. Она, воспитанная
во лжи, пошлости, серости, она, зубрившая аксиомы о партийности литературы и
даже естественные науки изучавшая с точки зрения марксизма-ленинизма, она...
Она, слушавшая песни Шевчука и Цоя, Кинчева и Гребенщикова, Макаревича и
Науменко, Сукачева и Ревякина... Это все она.
И пусть книжка окажется субъективной. Какой же еще она может быть? И
пусть в ней будет не вся правда. И все-таки - пусть будет эта книжка. Об
одном из самых близких мне людей. О человеке сложном и противоречивом порой,
но всегда последовательном в том, что касается достоинства и свободы
личности. "А рабом я никогда не буду, даже рабом Божьим", - так сказал он в