"Вячеслав Барковский, Евгений Покровский. Русский транзит 2 " - читать интересную книгу автора

бритоголовых сверстников, главными добродетелями среди которых были объем и
качество бицепса или бедра, а также прирост мышечной массы, словно речь шла о
достижениях отечественного животноводства.
Кроме того, Игорь вдруг полюбил путешествовать в столицу и областные центры
все в той же компании братьев по разуму, через каждые полслова с готовностью
употреблявших в качестве речевой связки перлы ненормативной лексики.
В таких случаях бывшая теща тайком от дочери звонила Юрьеву - как же, отец
все же! - и с ужасом сообщала ему о похождениях внучка, прося хоть как-то
повлиять на непоседливого отпрыска. Юрьев что-то мычал в трубку, согласно кивая
головой и потрясая безвольно сжатым кулаком, что, мол, всыпет сыночку по первое
число, как только он вернется. Но сыночек возвращался, и Юрьев был нем, как
рыба...
Из своих путешествий Игорь приезжал усталый и счастливый. И, кроме того, с
немалыми деньгами. Сколько он привозил и, главное, откуда брал, Ирина никак не
могла дознаться. Парень в таких случаях с вызывающей улыбкой обнимал ее за плечи
и говорил: "Ну кто в доме мужик, я или ты?"
После этого он обычно совал ей деньги и врал что-то об удачной продаже
газет или выполнении мелких услуг частного характера. Ирина денег не брала, она
не верила ни одному его слову, но ничего поделать с ним да и с собой не могла,
просто была по-матерински счастлива, что ее Игорек опять дома, вместе с нею
сидит за столом и ест макароны с сыром. И все, все, все, больше она слышать
ничего не желала! Сил у нее на все это уже не было.
В школе к его недельным пропускам привыкли; несмотря на редкие посещения,
парень вполне сносно учился и даже получал приглашения на районные олимпиады.
Поэтому учителя дружно махнули на него рукой мол, ничего не поделаешь
безотцовщина
Нет, Юрьеву совсем не хотелось ехать к Ирине. Ему теперь нужно было встать
и, ощущая во рту и в животе невыносимую мерзость, добраться до совмещенного
санузла, под потолком которого с веселой верой в будущее плодились пауки,
увеличивая поголовье восьмилапых в геометрической прогрессии
Потом, испытывая отвращение к жизни, открутить вентиль холодной воды до
упора и, собравшись с остатками духа, с криком кидающейся на рельсы героини
известного романа подставить под ледяную струю собственную голову, небрежно
сляпанную творцом из осколков бутылочного стекла, тошноты и боли. И минуты три
со стоном скрипеть, скрипеть, скрипеть зубами.
"Вот оно - "Утро стрелецкой казни"!" мрачно думал он в такие моменты.
После зубовного скрипа под ледяной струёй, воспользовавшись пятиминутной
отсрочкой приведения в исполнение приговора, самолично подписанного накануне
вечером лишним стаканом ларечной водки, ему предстояло кое-как, с порезами и
невольно оставленными островками рыжеватой щетины, брить нижнюю часть лица,
сунув в страдальчески изогнутый рот зубную щетку с глянцевым червяком мятной
пасты. Осторожно пережевывая червяка, он надеялся вернуть утраченный вкус
"большой свежести". Голова была фарфоровой, руки свинцовыми, а в животе бурлила
неостывающая лава.
А дальше, упаковав себя поцивильнее. Юрьев должен был отправляться в
институт - к новой жизни, подписывать этот проклятый акт.
"А от завлабства откажусь. Нечего им из меня шута делать",- твердо решил
он, как бы отстраняясь от голоса в стреляющей телефонной трубке.
Но поди ж ты! Ирина на другом конце города рыдала. Эта железная леди, эта
прекрасная глыба льда, как Северный полюс хранящая обычно гордое ледовитое