"Марк Барроклифф. Подружка №44 " - читать интересную книгу автора

вечером, когда мне было двадцать восемь. Она была замечательная женщина,
боевая и энергичная, ростом чуть более полутора метров, и с соседями
общалась исключительно в письменной форме, через адвоката. Однажды на нее
подали в суд за то, что сломала ногу мормону, поставившему означенную
конечность на ее порог. Выразив удивление, как дама ее комплекции могла
захлопнуть дверь с такой силой, чтобы сломать кому-либо ногу, суд
постановил: во-первых, нечего было двухметровому здоровяку ставить ноги на
чужой порог. Также было отмечено, что сначала мормона внятно предупредили:
"Уберите вашу грязную ножищу с моего чудесного порога". Тетушку признали
невиновной и предостерегли от общения с мормонами по дороге домой из зала
суда. Что до страха, она лучше умела нагонять его на других, чем дрожать от
него. Во время войны, под бомбежками, она работала наравне с мужчинами. И не
двухметровому богохульнику было ее пугать.
Бабушка Дейзи жила на холме в крохотном двухэтажном домике - две
комнаты наверху, две внизу, - а копии планов своих владений держала в ящике
комода. Как только она сочла меня достаточно взрослым для выпивки - лет в
семь, кажется, - то стала щедро угощать добрым шотландским виски, причем
наливала, как я скоро понял, всегда одинаково, независимо от того,
предполагалось ли его разбавлять. Я пил неразбавленное. Затем она вынимала
из ящика планы и демонстрировала мне свои владения, приговаривая: "Если эти
паршивые соседи подпустят свою кошку хоть на шаг к моему милому домику, я
их - раз!" С этими словами она с размаху грохала стаканом об стол и
простирала руку над планами, как злой колдун в детском мультике, а я, даже в
том возрасте и в той степени опьянения, молча недоумевал, как можно пустить
или не пустить куда-либо кошку. Потом мы переходили в спальню и подглядывали
в окно, что делают у себя во дворе соседи. Они разводили собак на продажу, и
бабушка их не одобряла.
- Я слежу за тобой, милочка, - вопила она. - Гляди, Гарри, она купает
этих псов в том же тазу, где шинкует капусту!
По ее наущению у соседей несколько раз побывал санитарный инспектор,
который, к всеобщему изумлению, признал бабушкины жалобы на нарушение
гигиенических норм вполне обоснованными. "Он сказал, что у них грязно - а он
ведь черный!" - торжествующе заявила бабушка (ее мнение о чистоте выходцев
из Индии было весьма невысоким). Теперь санитарный инспектор стал в ее
глазах союзником - участь незавидная. К счастью для него, до ближайшей от
дома телефонной будки надо было брести в гору километра два, и, поскольку
здоровье бабушки пошатнулось и ходить пешком ей стало тяжко, она доползала
до телефона только раз в две недели, правда, всегда с длинным списком жалоб,
чтобы ненароком не забыть чего-нибудь.
Последний раз я видел ее в тот вечер, когда она умерла. Я зашел; она
смотрела в открытое окно на яркие холодные звезды, и впервые за всю жизнь я
заметил в ее блестящих птичьих глазках страх. От рака бабушка совсем
истаяла. Она лежала на спине, протянув руки мне навстречу, похожая на
маленькую испуганную обезьянку, которая тянется к маме. Я не стал дожидаться
конца - не потому, что не мог вынести этого тягостного зрелища, просто в
пабе меня ждали друзья, и с пятнадцати лет я всегда куда-нибудь хожу вечером
в субботу. Кроме того, бабушка была не одна: при ней сидели мои няня и мама.
Помню, по дороге я еще думал, что же должно случиться, чтобы в субботу
вечером я остался дома, какого горя довольно, чтобы удержать меня от ставшей
ритуалом выпивки и шуток. Возможно, тоска и боль приходят, но позже и очень