"Ян Барщевский. Шляхтич Завальня, или Беларусь в фантастичных повествованиях " - читать интересную книгу автора

построенный панский дом; не много и церквей таких, в которых были бы заметны
вкус архитектора или щедрость богатого основателя; и этот угрюмый и дикий
пейзаж, начинаясь от реки Ловать, простирается до берегов Двины, где
кончаются Полота и Дрисса.
На всем этом пространстве узкие каменистые дороги пересекают гористые
места и, огибая дикие берега озер, скрываются в борах. В убогих деревнях и в
праздничные дни, и в будни - всегда царит какая-то понурая тишина; редко
послышится песня жнеца или пахаря, и по этому напеву легко можно понять его
тревожные думы, ибо неурожай здесь часто обманывает надежды трудолюбивого
земледельца...
В этих краях прошли мои детские годы. Здесь, расставшись со своими
юными товарищами по Полоцкой академии,[8] не имея при себе иных книг, кроме
нескольких латинских и греческих классиков, бродил я в приятных грезах
где-нибудь в темном бору или по безлюдному берегу озера; любил читать книгу
природы, когда вечерней порой в вышине открываются страницы, на которых
миллионами ярких звезд написано всемогущество Божее. На земле, покрытой
бесчисленными растениями и тварями, читал я о милосердии и промысле
Создателя. Эта книга природы учила меня истинной поэзии, истинным чувствам
лучше, чем нынешние речистые критики, которые хотят чуждые им ощущения и
понятия, данные человеку от Бога, перешить, будто фрак, на свою фигуру.
Рассказы стариков о разных событиях и народные повествования, которые с
незапамятных времен переходят из уст в уста, были для меня историей этой
земли, отражением характера и чувств белорусов.
Ныне забросила меня судьба в далекие края. О, как часто печальные мысли
мои возвращаются с берегов Невы в те места, где отцвели лучшие годы моей
жизни, где столько милых воспоминаний рисует мне память! Вспоминаю
окрестности Рабщизны[11] не говорят об английском парламенте,[12] о войне с
китайцами,[14] ни про удивительное изобретение Дагера.[15] И только голос
пастушка, выстрел охотника в лесу, либо шум ветра, что гуляет по вершинам
бора, нарушают на минуту тишину окрестностей...
Далее к Полоцку, подмывая волнами прибрежные песчаные горы, разлилось
на несколько миль[16] озеро Нещердо. К югу от него - широкие луга с купами
лозняка. В некоторых местах, среди камышей спешат издалека речки, скрываясь
в разливе озерных вод. По весне там - рай: будто со всех концов света
собираются самые разные птицы, тысячи различных голосов - мелодичных, диких
и нежных - раздаются над водою, в лугах и лесах: стон кукушки, щебет
соловья, голос выпи в камышах, резкие крики уток... Эта дивная гармония,
этот концерт природы переносили мое воображение в неведомый волшебный край.

* * *

И ныне эти места, где ребенком видал я столько чудес природы, эти рощи,
эти зеленые берега Нещерды рисуются в моей памяти, точно сад, увиденный во
сне. Припоминаю предания этого края - о горах, деревьях, Нещерде - что ходят
среди простого люда. Хоть в этих рассказах трудно доискаться полной правды,
однако можно узреть некий след былых времен, ибо еще и доныне в некоторых
местах видны валы, возведенные человеческой рукою; это, без сомнения, места
сражений, о которых не вспомнит ни один историк. Иногда взгляд встречает
курганы, покрытые лесом. Может быть, в тени шумящих сосен покоится там
какой-нибудь витязь, имя которого давно забыто. Я не раз слыхал рассказы