"Уильям Бартон. Бунт обреченных" - читать интересную книгу автора

детства. В ней находился большой и низкий ореховый стол, что моя прабабка
подарила моим родителям на свадьбу полвека назад. На столе стояло много
всяких блюд, издававших заманчивый, знакомый запах. Маленькая, не дающая
покоя часть меня вдруг дала мне понять, что еда ждет блудного сына.
Не знаю, наверно, было бы лучше приехать без предупреждения, зайти,
поздороваться невзначай, будто и не уезжал я никуда на двадцать лет,
сказать: "Привет, ма, это твой сын Атол наконец прибыл домой..." Теперь на
меня нахлынули глупые, смешные воспоминания детства, словно я никогда не
воевал под чужим небом и холодными, злыми звездами. Мой отец за прошедшие
два десятилетия практически не изменился: такой же высокий, крепкий,
красивый...
Однако волосы слегка поредели, поседели, на лице появились морщинки,
которых не было раньше, на поясе отложился жирок, которого в нашей семье во
времена моей юности не имел никто.
А моя мать постарела - худая, поседевшая, с восковым лицом старушка.
"Мои родители, - почему-то пришла мне в голову мысль, - похожи на двух
стариков из старого романа..." Робкий внутренний голос прошептал мне, что им
нет еще и восьмидесяти. Родители проживут еще не один год, но все равно они
уже старики: Оддни и Лэнк - в среднем возрасте или даже пожилые.
Может, они ничего не скажут, может, даже не заметят, потому что я
высок, силен, шрамы на лице и теле, как знаки отличия. Однако что это
мелькнуло в глазах отца, - сомнение, страх? Старик было уже открыл рот,
намереваясь спросить...
Но мать вдруг заплакала и обняла меня, сгладив напряжение, всхлипывая,
говоря, как она скучала по мне, как боялась, когда я не писал, как
чувствовала себя, когда матери других юношей и девушек, ушедших в легионы,
шептались с ней... Ее чувства невозможно описать, когда однажды поездом,
вдробу из серого пластика, прибыли останки Томми Уоткинса.
Тело оказалось настолько изуродованным, что никто не мог с уверенностью
сказать, кому оно принадлежит.
А я помню, как этот парень умирал. Мы служили в одном полку, и Томми
оказался единственным моим земляком. Уоткинс считался счастливчиком, был
всегда весел и беззаботен. Полоса везения, как известно, всегда кончается.
Осторожность - это единственное чувство, которое человек может
контролировать и совершенствовать день ото дня. Мы долго мучились, исходя
потом и ругательствами, пытаясь извлечь Уоткинса из-под обломков скалы,
которая похоронила под собой его и еще трех солдат. Смерть этих людей -
результат неосторожности и беззаботности, в которой был виноват он сам -
Томми взорвал шахту, и этот взрыв оказался для четырех человек последним.
Я помню, как мы укладывали в гроб его останки, стояли около него,
разглядывали кровавое месиво из переломанных костей: зубы, торчавшие из-под
краснобелой массы, вырванные волосы, безволосый скальп...
"Прощай, Томми Уоткинс, - прошептал я, - тебе надо было быть
осторожнее".
У меня всегда были друзья среди солдат - этого нельзя избежать. Я
научился сближаться с мужчинами и женщинами, которые, казалось, заботятся
лишь о себе, и отдаляться от счастливчиков. Никому не захочется оказаться
рядом с ними в тот самый момент, когда удача отвернется от них.
Родственники, наконец, после объятий и поцелуев угомонились, и мы, сев
за стол, принялись за жирного теленка.