"Сергей Алексеевич Баруздин. Повторение пройденного (Роман)" - читать интересную книгу автора

них-то все не так, и боится обидеть их своим счастьем.
Мы стояли в коридоре, и я целовал ее в лоб, и глаза, и волосы, и
губы, и руку с заметным шрамом у локтя, и она краснела, как школьница, и
увертывалась, и что-то шептала мне, добавляя с испугом: "Люди же вокруг...
Неудобно..."
- Но как ты? Доволен? - вполголоса спросила она, освобождаясь наконец
и поправляя на мне воротник. Она часто делает так: поправляет мой
воротник, или шарф, или перезастегивает застегнутую пуговицу, - и только
мы с ней знаем, что это значит...
"Доволен ли я?"
Я мог бы наговорить ей сейчас тысячу самых красивых слов о том, где я
был и что видел, и обязательно добавить в конце, что опять поеду туда,
откуда только что вернулся. Но я не скажу ей сейчас ничего. Лучше
как-нибудь потом... Потом... Я знаю, как она не любит, когда я уезжаю.
А я люблю уезжать, и не только потому, что это надо.
Я люблю уезжать, чтобы возвращаться. Вот так, как сейчас! И чтобы
вновь видеть ее такой, какой я знаю ее много-много лет, и находить что-то
новое в ней и в самом себе.
Я смотрю на нее. Она все такая же, такая... Она ничуть не изменилась
за этот месяц. И за все многие-многие годы, хотя ей давным-давно уже не
пятнадцать, а почти тридцать восемь. Боже, как давно я знаю ее. И - как
люблю!
Она меняла прически и платья. Она училась и была на войне. Она рожала
и опять училась. Она хоронила близких. "Она", а хочется сказать "мы". Но
нет, я не скажу так. Я опять скажу - "она". Она всегда была такой и теперь
стала еще лучше.
Я поздравляю ее.
- Читал? - Она удивляется, хоть и знает, с чем я поздравляю ее. Она
кивает головой: - Спасибо. А знаешь, как здорово получилось. Казалось, уже
все! Пропало. И вдруг Буньков приходит, сначала молчит, потом: "Девочки!
Что-то вы важные сегодня!" И - достает бутылку шампанского. Только тут мы
и сообразили. А как раз на другой день "Правда"...
Я читал на Камчатке короткую заметку в "Правде", но я и так знаю все:
как продвигался их проект, как его считали мертворожденным. Я даже сам
сомневался, нужно ли загонять в одно здание и детский сад, и магазин, и
парикмахерскую, и столовую, и комбинат бытового обслуживания, и клуб? Она
доказывала мне: "Нужно, можно, удобно". Доказывала и год назад, когда
проект только задумывался, и позже, когда сидела над ним ночами дома.
Теперь я радуюсь, будто это мой проект.
- В Целинограде уже начинают строить, а на будущий год - в Москве! -
говорит она. - Здорово, правда?
- Ну, а дома-то как?
Дом - это Надюшка и Люба.
- Все хорошо, - говорит она. - Надюшка в школе, Люба в детском саду.
Все ждут тебя...
- Удери пораньше. А?
- Постараюсь. - Она притрагивается к моему воротнику. - А ты, я
смотрю, начинаешь седеть... Ой, и как здорово!.. Ну, ну, до вечера!