"Сергей Алексеевич Баруздин. Рождение Караваева " - читать интересную книгу автора

Дома бабушка, когда не была занята, рассказывала ему сказки и всякие
интересные истории про революцию и войны, про героев, а еще читала книжки,
которые покупали соседи, и у соседей же он смотрел телевизор, когда его
звали, а у себя слушал радио, чаще утром - передачи для детей. И если было
лето и жарко, то в комнате бабушка открывала окно, говоря: "Подыши, внучек,
свежим воздухом", - а если была зима, то она одевала его потеплее и
открывала форточку с теми же словами: "Подыши, внучек, свежим воздухом, - и
добавляла: - Да смотри не простудись".
Он привык ко всему, и жил так, и считал, что так должно быть, пока
бабушка вдруг не заболела. Он видел, как она заболела, и они не пошли даже в
магазин, а на улице было, наверно, скользко, и он не особенно горевал,
потому что по такой погоде бабушке все равно нельзя идти на улицу, она может
упасть. И бабушка ему говорила об этом, но на второй день его разбудили
соседи и полусонного забрали к себе, и больше он не видел бабушку.
Что такое "умерла", он не знал, но он слышал, что бабушка умерла, а
когда спросил, ему сказали, что да, но она вернется...
Он хотел взять игрушки в своей комнате и книжку "Маугли", - он очень ее
любил, и бабушка ему читала ее, и потом он сам научился читать, - но его не
пустили в их комнату. А в коридоре стоял по стене длинный какой-то ящик,
вернее, крышка от ящика, сверху сырая, покрашенная, и он успел заметить ее и
попробовать рукой, но напоролся, потому что на крышке были гвозди.
У соседей ему было хорошо, но, когда ему разрешили прийти в свою
комнату, чтобы взять игрушки и "Маугли", бабушки уже не было, и ему опять
сказали, что она скоро вернется, и он знал, что будет так, потому что никак
по-другому быть не может...
Но вот он ехал, впервые ехал на настоящей машине и видел необычное -
леса и поля, зиму и снег, все, что он никогда не видел и не знал, и не
верил, что так может быть.
За полями снова пошли леса, но более белые - березовые, и в них и на
них лежал снег, и леса уже были другие, а чуть дальше - вновь другие: сплошь
еловые, темные, через которые ничего не было видно. Они летели мимо, как
черные стены, и вдруг сменились полем, почти бесконечным, и только уже по
краям его стояли леса, тихие, почти не движущиеся из окна машины. Дома,
одинокие и редкие деревни встречались совсем не часто, как люди и машины на
дороге, а так только леса и поля, поля и леса.
- Скоро, брат, будешь на месте, - сказал шофер, - подъезжаем.
Детский дом - это дом. "Детский" - детский. Но он почему-то
представлялся ему маленьким домиком, как сарай какой-нибудь, или избушка на
курьих ножках, или что-то еще из сказки, или как палатка для утиля в их
переулке, маленькая, но красивая.
Они въехали в ворота с большими желтыми колоннами, и он сразу увидел
огромный дом, тоже желтый, не высотный, конечно, как в Москве, дом в три
этажа, но опять с колоннами, и все это было как старинный музей на картинке.
Но больше всего его поразили ребята - их было так много, разных,
одинаковых, мальчишек, девчонок, что он не поверил. Может ли быть такое,
чтобы сразу столько ребят!
А вокруг стоял лес, уже совсем не такой, как в дороге. Там он летел,
мчался мимо их машины, а тут он стоял - дерево к дереву, ствол к стволу, и
ветки деревьев переплетались в вышине между собой, а ели, совсем зеленые,
молодые и старые, маленькие и большие, были украшены снегом, а снег все