"Салим Баши. Пес Одиссея " - читать интересную книгу автора

столетия отправились сражаться на дорогах Европы. Одно только море позволяет
узникам города уповать на то, что когда-нибудь они избавятся от
трехтысячелетнего кошмара, порожденного тяжкими раздорами. Вторжения
иноземцев, опустошения, восстания и погромы пометили красным историческую
память народа, который сделался так боязлив, что украдкой следит за
расположением созвездий, пытаясь узнать по ним о грядущих бедах.
Даль и ширь, щедрый дар аквамариновых масс, завораживают, словно
заклинатель змей; покорные, они расползаются в иные пределы - неведомые
земли, новые миры, представление о которых не затеряется ни на поверхности,
ни в глубинах сознания - в той темной области души, где сплелись узы
родства, первые встречи, античные ценности и где закон отцов не был начертан
клинописью.
В Цирте с ее длинной и печальной славой, в моем - да, моем - городе
копошится род людской, чье прошлое тяжким грузом навалилось на память.
Здесь взад-вперед ходят продавцы ковров, и под пестрыми грудами их
товара вот-вот исчезнут три квартала, два проспекта, парк. Здесь поет племя
бродяг, грязных детей, задорных вояк, которые выпрашивают дневное
пропитание, облегчают, в буквальном смысле и любыми способами, кошельки
людей зажиточных, чтобы потом отнести поживу сутенерам Нижней Цирты, что
знаменита своими гетерами, дочерьми всех племен и народов, правнучками
берберских, турецких, монгольских пленниц, хранительницами - с незапамятных
времен - бледной спирохеты с ее губительным, свирепым и разжигающим страсти
воздействием на мужское население города, - ну, кажется, меня понесло, -
знаменита она и своими благородными разбойниками, гордыми гомункулусами с
косыми гноящимися глазами: они сверкают длинными ножами, с ног до головы
щетинятся оружием, не ведают морали, благодаря чему на протяжении многих
веков поставляли в ряды мятежников лучших солдат, сочетали ремесло сутенера
с мученичеством весело и легко, ибо, прямодушные, обращались в ангелов
бестелесных с воздушной грацией прыгуна в воду, идущего на олимпийскую
медаль. Всем известно, что идеалы ублюдков, этих
платоников-фундаменталистов, - красота и справедливость.
Цирта, которую ни я, ни Мурад не видели встающей из волн, Цирта,
несущая в своем чреве все злодеяния, произвол палачей, легавых, террористов,
продажных до мозга костей чиновников, стукачей из тайной полиции, агент
которой, майор Смард, никак от нас не отстанет - неймется ему, видно,
навербовать новых сотрудников, - Цирта со всеми своими улочками, этой
каменной рекой, ночью, смрадными водопадами врывается в мой тесный мозг;
прошу извинить, уже поздно, меня клонит в сон; четыре часа утра, я слышу
скрип садовой калитки, возвращается мой отец, старый партизан, мой пес лает,
дверь дома приоткрывается...
Цирта отбрасывает свою тень на все уголки этой неблагодарной земли, на
узкие расселины со звучными именами древних воителей, застигнутых безумием
отшельников, андалусских поэтов, чье пение еще звучит над известняковыми
откосами, над бегущими водами и плещущимися волнами и даже, когда
поднимается сильный ветер - мы не объясняем себе этот феномен, - над
взволнованным, бурливым морем. Множество мостов связывают расселины друг с
другом, сплетая бесконечную ткань над жителями Скалы, над пленниками,
замурованными в лабиринте улиц, зарывшимися в потроха переулков.
Каждое утро мы с Мурадом, оцепенев, созерцаем упирающийся в небо город.
Часто мы бродим по берегу в поисках какого-то иного пространства.