"Салим Баши. Пес Одиссея " - читать интересную книгу автораимеющие ни начала, ни конца клубки переулков. Есть большой бульвар, плывущая
над улицами жара, вечное трепетание света в листьях эвкалиптов. Нет только одного - моря, подвижной, текучей стихии, в романе вечно осаждающей город. Константину отделяет от побережья более семидесяти километров. Видимо, в том, что под этой поражающей воображение скалистой громадой нет водного простора, волн, прибоя, действительно кроется какая-то щемящая странность. Во всяком случае, на это обратил внимание еще Альбер Камю; уроженец Алжира, он превосходно чувствовал эту страну. Сравнив Константину, "громоздящуюся над ущельями, где течет [река] Руммель", с Толедо, он отметил в записной книжке: "Отсюда до моря сотни километров, и существам, которых здесь встречаешь, чего-то, быть может, недостает". Придвигая свою Цирту к морю, Баши убирает знак равенства между ней и древней нумидийской крепостью, сливает ее с Алжиром-столицей в один город - фантом, совокупный образ всей страны во все эпохи ее существования. Кроме того, оказываясь на побережье, Цирта превращается в одну из точек Средиземноморского ареала. Поэтому так естественно появление на ее улицах и в видениях героев странника Одиссея, чей корабль в поисках Итаки неутомимо разрезает морские волны. Помнящему гомеровский эпос читателю, вероятно, будет небезынтересно сопоставить сцену, в которой Хамид Каим приходит в гости к своему другу Али Хану и его жене, с пребыванием Одиссея у Алкиноя; посещение Хосином публичного дома - с тем, как Одиссей и его спутники оказались на острове Эя у волшебницы Кирки; визит Хосина в ночной клуб - с приходом Одиссея к властителю подземного царства Аиду и вопрошением теней. Не оставит его равнодушным и заглавие романа. Перечисленное - лишь малая часть рассыпанных по роману реминисценций. Автор - интеллектуал называет своим литературным наставником Джойса, и уже этим можно объяснить его любовь к закрученным, как раковины, фразам. К ученичеству Баши, впрочем, не сводим. Он естественным образом включен в мозаичное панно французских сочинений об Алжире, многие из которых стали классикой не просто ориенталистики, но и вообще литературы. Среди них "Сахара и Сахель" Эжена Фромантена, "Путешествие на Восток" Теофиля Готье, "Посторонний" и "Чума" Альбера Камю. В то же время критики отмечают кровную связь Баши с традицией алжирского романа с его узнаваемым стилем, называя такие имена, как Мохаммед Диб, Рашид Мимуни, Буалем Сансаль. "Пес Одиссея" восхитил французских читателей, искушенных литературных гурманов, пронзительной красотой слога, прихотливым и в то же время выверенным ритмом повествования, "длинным дыханием", несущим на себе сложную конструкцию романа. И еще - выстраданностью авторской точки зрения. В эпоху глобализации Баши стремится остаться патриотом своей страны, ее "капсульной" истории и культуры. Но разрыв с ними неизбежен. Еще не уехав из Алжира, автор, как и его герой Хосин, уже стал эмигрантом, переселившись в свои сны и видения. Хосин не в силах запретить себе размышлять о Цирте (читай - о прошлом, памяти и истории), а та, становясь не просто живым существом, но некоей глубинной, хтонической силой, врывающейся в измученный мозг героя, подобно Мыслящему океану в "Солярисе" Лема, и не оставляет ему выбора: жить в Цирте - значит обрекать себя на смерть. "Пес Одиссея" - это прежде всего "антироман воспитания". С одной стороны, в нем говорится о взрослении героя, о завязывающихся и |
|
|