"Салим Баши. Пес Одиссея " - читать интересную книгу автора

имеющие ни начала, ни конца клубки переулков. Есть большой бульвар, плывущая
над улицами жара, вечное трепетание света в листьях эвкалиптов. Нет только
одного - моря, подвижной, текучей стихии, в романе вечно осаждающей город.
Константину отделяет от побережья более семидесяти километров. Видимо, в
том, что под этой поражающей воображение скалистой громадой нет водного
простора, волн, прибоя, действительно кроется какая-то щемящая странность.
Во всяком случае, на это обратил внимание еще Альбер Камю; уроженец Алжира,
он превосходно чувствовал эту страну. Сравнив Константину, "громоздящуюся
над ущельями, где течет [река] Руммель", с Толедо, он отметил в записной
книжке: "Отсюда до моря сотни километров, и существам, которых здесь
встречаешь, чего-то, быть может, недостает".
Придвигая свою Цирту к морю, Баши убирает знак равенства между ней и
древней нумидийской крепостью, сливает ее с Алжиром-столицей в один город -
фантом, совокупный образ всей страны во все эпохи ее существования. Кроме
того, оказываясь на побережье, Цирта превращается в одну из точек
Средиземноморского ареала. Поэтому так естественно появление на ее улицах и
в видениях героев странника Одиссея, чей корабль в поисках Итаки неутомимо
разрезает морские волны. Помнящему гомеровский эпос читателю, вероятно,
будет небезынтересно сопоставить сцену, в которой Хамид Каим приходит в
гости к своему другу Али Хану и его жене, с пребыванием Одиссея у Алкиноя;
посещение Хосином публичного дома - с тем, как Одиссей и его спутники
оказались на острове Эя у волшебницы Кирки; визит Хосина в ночной клуб - с
приходом Одиссея к властителю подземного царства Аиду и вопрошением теней.
Не оставит его равнодушным и заглавие романа.
Перечисленное - лишь малая часть рассыпанных по роману реминисценций.
Они касаются не только поэм Гомера и различных интерпретаций мифа об Улиссе.
Автор - интеллектуал называет своим литературным наставником Джойса, и
уже этим можно объяснить его любовь к закрученным, как раковины, фразам.
К ученичеству Баши, впрочем, не сводим. Он естественным образом включен
в мозаичное панно французских сочинений об Алжире, многие из которых стали
классикой не просто ориенталистики, но и вообще литературы. Среди них
"Сахара и Сахель" Эжена Фромантена, "Путешествие на Восток" Теофиля Готье,
"Посторонний" и "Чума" Альбера Камю.
В то же время критики отмечают кровную связь Баши с традицией
алжирского романа с его узнаваемым стилем, называя такие имена, как Мохаммед
Диб, Рашид Мимуни, Буалем Сансаль.
"Пес Одиссея" восхитил французских читателей, искушенных литературных
гурманов, пронзительной красотой слога, прихотливым и в то же время
выверенным ритмом повествования, "длинным дыханием", несущим на себе сложную
конструкцию романа. И еще - выстраданностью авторской точки зрения. В эпоху
глобализации Баши стремится остаться патриотом своей страны, ее "капсульной"
истории и культуры. Но разрыв с ними неизбежен. Еще не уехав из Алжира,
автор, как и его герой Хосин, уже стал эмигрантом, переселившись в свои сны
и видения. Хосин не в силах запретить себе размышлять о Цирте (читай - о
прошлом, памяти и истории), а та, становясь не просто живым существом, но
некоей глубинной, хтонической силой, врывающейся в измученный мозг героя,
подобно Мыслящему океану в "Солярисе" Лема, и не оставляет ему выбора: жить
в Цирте - значит обрекать себя на смерть.
"Пес Одиссея" - это прежде всего "антироман воспитания". С одной
стороны, в нем говорится о взрослении героя, о завязывающихся и