"Александр Башкуев. Призванье варяга (von Benckendorff) ч.3, 4" - читать интересную книгу автора

отношение русских (да и поляков) к хлебу, чтобы понять, как затряслись руки
несчастного градоначальника и налились кровью его глаза. Лишь обычная для
сих мест почтительность к "господину" не дозволила старику швырнуть блюдо с
хлебом в рожу "охальника"!
Он лишь с горечью и страданием посмотрел в мою сторону, я же
сочувственно покачал головой и развел руками. С этой минуты у нашей партии в
Москве появился еще один видный приверженец, а я понял, что Москва со дня на
день станет "вотчиной" Бенкендорфов.
Да что градоначальник! Все девицы вдруг зашевелились, явно переступая в
сторону моего угла, и мило заулыбались мне и товарищам. Дамы (какими бы
свободными ни были нравы полячек!) вдруг осознали, что быть "фавориткой"
сего безобразия можно только - мужского пола, а это значило, что их
придворная будущность при таком "господине" равнялась нулю. И какими бы
"польками" ни были наши милочки, они явно предпочли любовь "гнуснего немеца"
- "любви греческой".
Следующий поступок Наследника "бросил в мои объятия" московских мужчин.
Получив импровизированный ключ от города, Наследник вдруг обратил внимание
на молоденького офицерика московского гарнизона. Он многозначительно
похлопал себя по заднице и, плотоядно облизнувшись, с намеком показал как
поворачивает ключ в воздухе, будто бы открывая некую замочную скважину. При
этом кольцо ключа от Москвы было прижато к причинному месту Наследника, а
конец с бородкой торчал на манер... ну вы понимаете.
При таком обороте московские дворяне нахмурились и закаменели, хотя по
этикету должны были "пойти к ручке" нового господина. Пауза неприлично
затягивалась и когда по своей длительности превратилась в открытое
оскорбление, несчастный урод сделал вид, что все идет, как задумано и
пригласил всех к столам.
И только тогда я, единственный мужчина изо всех встречавших сие
чудо-юдо, вдруг вышел к Наследнику и преклонил перед ним колено. Все, зная
известную неприязнь между нашими партиями, так и ахнули. Константин же,
необычайно ободрившись, подал мне руку в перчатке для поцелуя со словами:
- "Я доберусь до тебя - жиденок!" - этим он хотел обратить внимание на
мою Кровь. Хотел, но не подумал о том, что сам он воспитывался в среде
польских шляхтичей, да украинских панов, на дух не любящих моего народа.
("Евреи Темные", или "польские" - нищие, неграмотные и агрессивные дали к
тому достаточно оснований.)
Русская же Москва привыкла к "Евреям Светлым", или - "немецким",
выписанным нарочно в Россию декретами аж Петра Первого! Русские привыкли
видеть в "евреях" специалистов редких профессий, которых практически некем и
заменить! И если в Варшаве и Киеве "еврей" - оскорбление, в Москве, или
Нижнем сие - констатация факта с граном уважения и похвалы. (Вы возразите,
вспомнив дело с Ефремкой, но это - иное. Ефрем сам "выявил свою лакейскую
сущность". А "лакей" понятие - интернациональное.)
"Выстрел" Константина ушел в белый свет, как в копеечку, пришло время
вернуть должок:
- "Увы, у меня - иные любовные предпочтения..." - при сих словах
московские барышни разразились настоящей овацией. Многие из них были
шлюхами, но им импонировало то, что я (в отличие от моего визави) был явным
мужчиной.
Наследник, услыхав столь обидные для себя слова и столь бурную реакцию