"Г.Башляр Психоанализ огня " - читать интересную книгу автора

сублимируемого, внешнее от внутренного. А когда минет час блаженства,
Турмалин нежный Турмалин - "тщательно соберет пепел".
Итак, сексуальный образ огня по преимуществу

87

служит связующим звеном всех символов. Он объединяет материю и дух,
порок и добродетель. Он идеализирует материальный опыт и материализует
идеалистическое знание. По самой своей сути он является началом
двойственности, и пусть она не лишена очарования, но ее необходимо постоянно
выявлять, постоянно подвергать психоанализу, критикуя противников,
занимающих противоположные позиции: и материалистов, и идеалистов. "Я
оперирую", утверждает алхимик. - "Нет, ты грезишь". "Я грежу", - говорит
Новалис. - "Нет, ты оперируешь". Причина столь глубокой двойственности
заключается в том, что огонь находится в нас и вне нас, он невидим и
ослепителен, он - дух и дым.

IV

Поскольку огонь так обманчив, так двойствен, психоанализ объективного
познания непременно следует начинать с психоанализа интуитивных
представлений об огне. Мы близки к уверенности, что именно огонь является
первым объектом, первым феноменом, над которым стал рефлектировать
человеческий разум. Среди всех явлений первобытный человек выделяет огонь
как достойный объект жажды познания именно потому, что огонь сопутствует
любовной жажде. Конечно, не раз говорилось, что завоевание огня окончательно
отделило человека от животных, но, видимо, осталось незамеченным, что в
созерцании огня изначально складывалась судьба

88

разума, порождающего поэзию и науку. Homo faber это человек
поверхности, его ум прикован к немногим известным предметам, к нескольким
грубым геометрическим формам. Для него сфера не имеет центра, будучи
попросту реализацией жеста, соединяющего две округленные ладони. Человек,
мечтающий у очага, - это, напротив, человек углубления и становления. Или
вернее, огонь преподает мечтателю урок глубины в становлении: пламя исходит
изнутри ветвей. Отсюда интуитивная догадка Родена, без комментариев
цитируемая Максом Шелером, вероятно, не обратившим внимания на ее отчетливо
первобытный характер: "Всякая вещь есть лишь предел пламени, которому
обязана она своим существованием". Глубокое прозрение Родена непонятно, если
представлять себе лишь объективный огонь, огонь-разрушитель, не учитывая
нашу концепцию интимного огня-созидателя, огня, в котором видится источник
наших мыслей и грез, огня, отождествляемого с зародышем. Задумываясь над
этой догадкой Родена, понимаешь, что он был в некотором роде скульптором
глубины и, вопреки тому, что с необходимостью диктует ремесло, как бы
распространял вовне внутренние качества, подобно прорастающей жизни, подобно
огню.
Неудивительно поэтому, что изделия, в создании которых участвует огонь,
так легко вызывают сексуальные ассоциации. Д'Аннунцио описывает, как Стелио,