"Андрей Басирин. Грааль никому не служит " - читать интересную книгу автора

заниматься лишь неоткрытыми планетами, я узнал позже. Все остальные дела нам
навязали бюрократы императорского двора. Но об этом я потом расскажу.
Мы сели в катер и отправились на орбитальную станцию. Как я узнал
позже, она называлась "Авалон". После того как мы взлетели, Николай Джонович
с головой ушёл в работу. Сложность была не в том, что приходилось управлять
машиной (катер вёл автопилот, он умный), а в том, что нас доставали
диспетчеры. Представляете, пароли у нас запрашивали восемь раз!
Сам полёт мне не понравился. В фильмах всё врут. Нет никакого звёздного
неба, нет огромного шара планеты внизу - ничего нет! В "Марсианских
хрониках", когда герои летали на катерах, сквозь блистеры было видно всё,
что снаружи. Особенно на линкорах. Там вообще здорово: адмирал на верхней
палубе, а вокруг - бескрайний космос. И точки кораблей мерцают.
Здесь даже приборов толковых не было. Один инфодисплей во всю стену. А
на нём - пятна, пятиа, пятна. Вроде нефтяной плёнки в луже. Николай
объяснил, что у него имплантат, который преобразует эту мешанину в
информацию. Он по этим пятнам и скорость видит, и запас топлива, и
стабильность систем. А ещё воспринимает картинку - расположение станции,
планеты, катера и много чего ещё.
Хорошо ему. А мне что делать? А если авария и кроме меня на катере
никого в сознании не окажется? Имплантаты у нас вживляют только после того,
как скажут индекс. Да и то, вряд ли мне достался бы пилотажный - на Казе
даже космопорта нет. В принципе, он и не нужен: к другим планетам мы не
летаем, а спутник запустить или там шаттл отправить можно и так. Из
аэропорта.
Но всё равно обидно. И станция меня разочаровала. Потому что... Но не
буду об этом.
Я ожидал, что меня сразу представят Рыбакову. Ага, щас! Николай
обменялся по визору несколькими фразами с неведомым начальником, и меня
повели по длинному коридору. В каюту с порядковым номером "21". Она должна
была стать моим домом, пока я жил на "Авалоне".
Мне выдали карточку-пропуск и брелок для управления автоматикой. А
потом оставили в одиночестве - осваиваться. Последним ушёл Николай Джонович,
пожелав спокойной ночи.
Какая там спокойная ночь! Прежде чем забраться в постель, я облазил
каюту вдоль и поперёк, изучая новое место. Из фильмов я хорошо знал, как
выглядят помещения на орбитальных станциях. Зеркальные переборки, округлые
стены, шлюзы... Здесь же всё было каким-то бутафорским. Ни тебе скафандра,
ни сейфа с оружием, ни тюбиков с прессованной пищей. Даже в стене вместо
нормального круглого иллюминатора мерцал инфодисплей.
Я разложил постель, с презрением глядя на серо-синее клетчатое одеяло.
Точно таким же одеялом я укрывался дома - до того, как меня отправили в
интернат. И это космическая станция? Крепость экзоразведчиков?
Блин! Стоило ради этого уходить из интерната! Ведь Елена Борсовна - она
же не зверь. Ну, рассказал бы ей, как дело было. Ну, получил бы скакалкой по
заднице... В изоляторе посидел бы недельку-другую. В Лачуги отправлять - это
же крайняя мера, для отщепенцев.
Станция показалась мне страшной, чужой. Каюту наполняло множество
непривычных звуков: что-то пощёлкивало под полом, попискивал уснувший
дисплей. Откуда-то снизу раздавались едва ощутимые удары, становившиеся всё
сильнее и сильнее. Станция корректировала орбиту, и от лёгкой вибрации