"Людмила Басова. Каинова печать " - читать интересную книгу автора

- Уйди с этой работы.
Она заплакала:
- Ты что говоришь, умник! Жрать-то чего будем? Вы оба легкими слабые,
Витька вообще калека. Другие мужей, бог даст, дождутся, а мне на кого
надеяться, чего ждать?
Помолчав, добавила:
- И отвечать мне не перед кем... А с вас спросу нет.
Ошибалась мать и в том, что отвечать не перед кем, и в том, что с них
спросу нет.
Поздно ночью, крадучись, приходила к ним соседка тетя Галя, которая
одна маялась с тремя детьми. Мать давала ей еды, та не благодарила, только
просила:
- Ты уж ни слова никому, смотри... Мой вернется, мне прощения не будет.
Да и ребят засмеют. Твоих, вишь, Тузиками дразнят.
Мать обещаний молчать не давала, только усмехалась да неулыбчиво
глядела на суетящуюся, прячущую глаза соседку. Но говорить, видно, никому не
говорила, иначе соседский Генка не орал бы громче других Гриньке вслед:
"Тузик, Тузик, на!.."
Григорий сел на кровати, нащупал ногами тапочки, сжал ладонями седую
голову. Не только во сне, но и наяву не волен человек в своих мыслях.
Поднялся, стараясь не шуметь, подошел к двери, прислушался, тихо приоткрыл
ее. Соня спала, и лицо ее, слабо освещенное ночником, казалось молодым и
прекрасным. Прикрыл дверь, постоял в раздумье минуту-другую, и, нашарив на
столике сигареты, вышел в сад. С досадой подумал: "Если бы от этих мыслей
хоть какой прок... Если бы можно было понять самое главное. За что он с
малых лет нес на себе людскую ненависть, кому она была нужна и было ли кому
от нее хоть чуточку легче?" Понять этого так и не удалось.
Через несколько дней, когда город освободили, к ним в дом пришла тетя
Галя с двумя красноармейцами. Пришла хозяйкою, не стучась, сама отворила
дверь и торжественно, звонким голосом, гордая выпавшей не нее особой
миссией, объявила:
- Вот она, фашистская прислужница! А это ее Тузики. - И, встретив
непонимающий взгляд красноармейца, пояснила: - Их тут все Тузиками зовут,
выродков ее.
- Понятно! - ответил красноармеец и сурово произнес: - Пройдемте...
Мать молча надела телогрейку, низко повязалась платком и уже на пороге,
словно опомнившись, крикнула громко:
- Гринька! Витьку береги, береги Витьку!
Еще неделю они прожили одни в нетопленой хате, голодные. Витя все
рисовал своих лошадей, время от времени отогревая под мышками руки, а
Гринька ждал мать. Через неделю приехали за ними, посадили в машину.
В узком коридоре толпились мальчишки. Были среди них такие, как
Гринька, были и постарше Вити. Одни ребята жались друг к другу, у других был
вид бывалый: шпана малолетняя. Витька сел на пол, стоять ему было трудно. И
тут же один из бойких пнул его ботинком по ноге. Гришка хотел было кинуться
на обидчика, да забоялся, заплакал. И вдруг услышал:
- Ты чего это распинался, хулиган! Сейчас я тебе уши-то надеру!
Голос был взрослый, женский, и Гришка только сейчас в толпе мальчишек
увидел маленькую горбатую тетю Паню, что жила неподалеку от них. Рядом с ней
стоял десятилетний Иванко, у которого недавно умерла мать, а отец еще раньше