"Лилия Батршина, Поплачь о нем, пока он живой" - читать интересную книгу автора

вложив меч в ножны, пошел прочь со двора. Его спутник и, очевидно, друг, с
досадой махнул ему вслед рукой и вновь обратился к Любаве:
- А не хочешь с гостями окрестности обойти, дом свой родной показать?
- Можно, - улыбнулась Любава. Тряхнула огненно-рыжими, сверкающими
медью на солнце волосами. - Если не убоитесь конной прогулки в незнакомых
лесах, то пожалуйте.
- В доблести нашей сомневаешься? - парень лукаво прищурился и упер руку
в бок. - Слышишь, Бьерн? Возможно ли после такой подначки отказаться? Трусом
обзовут!
Угрюмый обернулся и одарил друга тяжелым взглядом, но ответил вполне
ровным голосом:
- Ты прав. Мы ждем у конюшни, княжна.
Развернулся и пошел в указанном направлении. Его друг подмигнул Любаве
и побежал за ним.
"Нда, - озадаченно подумала Любава. - Не было печали, так подали. Вести
их в чащу или так, по широким тропкам поводить? - Любава отошла от окна,
подошла к зеркалу и стала задумчиво расчесывать волосы. Посмотрела в глаза
отражению. Азартная искорка сверкнула внутри их малахитовой зелени. - Поведу
в чащу. Чтобы тоже трусихой не посчитали, а то с Бьерна да с сопутников его
станется. По всем заветным местам проведу, всю красу покажу, чтобы рот
открыли да запомнили навсегда край мой родной!" Любава даже подскочила на
месте, рассмеялась и начала быстро переодеваться.
Через десять минут она уже выводила своего красавца Грома из конюшни,
держа его под узду. Конь как будто чувствовал ответственность момента,
вышагивал рядом с ней особенно четко, гордо, слушался малейшего ее движения.
Любава подвела коня к ожидающим ее Бьерну сотоварищи и остановилась.
- Как решите, гости дорогие: в чащу поедем али просто прогуляемся, на
дорожках безопасных, на тропках расхоженных? - девушка говорила кротко, но с
едва уловимой язвинкой, вызов дрожал на кончиках опущенных ресниц.
Бьерн, по обыкновению, проигнорировал ее, почесывая морду благодарно
щурившейся совершенно черной, без единого белого пятнышка кобылице,
очевидно, с норовом, дающейся только хозяину, но уж его слушающейся как
бога. Его спутник, тот, что говорил с Любавой, хитро улыбнулся:
- А ты, девица? Коли не боишься с незнакомым людом в чащу пускаться,
так и добро!
Второй спутник Угрюмого улыбнулся в густую бороду и покачал головой,
мол, вот сорванец...
Глаза Любавы сверкнули. Она прищурилась и глянула на шутника-задиру
из-под ресниц - словно иголкой кольнула.
- Кабы боялась, не спросила бы, - хитро ответила она. - Мне бояться
нечего, мой это край. Меня здесь каждое деревце скроет, каждый ручеек
спрячет, трава моих следов не выдаст. Я дома.
С этими словами Любава вставила ногу в стремя и поднялась в седло,
гордо выпрямившись и вскинув голову. Мужчины вслед за ней вскочили на
лошадей и поскакали со двора.
Бьерн все время держался позади. Его не трогала ни красота леса, ни
пение птиц, словно ему было все равно. Он поехал сюда только из-за слов
друга и не собирался этого скрывать. Ему на самом деле было все равно. Его
друг, Гилрэд, ехал рядом с Любавой, слева, постоянно расспрашивая ее,
интересуясь чем-то, а второй спутник, Дунгром, справа от девушки, иногда