"Фил Бейкер. Абсент " - читать интересную книгу автора

таким, каким он был в 1895 году: "Это была лучшая пора его жизни. Он был
немыслимым человеком, я встречал его у Марселя Швоба, и всегда ему очень
радовался, пока он не допился до белой горячки".
Кроме того, Жид говорит, что он был похож на "кобольда с пропитым
лицом, одевался, как цирковой клоун, и играл фантастически напряженную и
запутанную роль, не проявляя никаких человеческих черт". Ужасное, намеренное
пьянство было, в сущности, попыткой разрушить различие между внешней и
внутренней реальностью, а своими эскападами он хотел стереть границы между
искусством и жизнью. Жарри стал отождествлять себя со своим чудовищным
созданием, гротескным, комическим антигероем, играющим главную роль в пьесе
"Король Убю".
Действие "Короля Убю" происходит "в Польше, то есть нигде". Декораций
почти нет, только "пальмы у подножия кровати, стоящие так, чтобы слоники на
книжных полках могли щипать их листья". Косвенно вдохновленный
трагикомическим школьным учителем, Папаша Убю - грубый фарсовый персонаж,
убийствами расчищающий путь к польскому трону. Он отравляет своих врагов
щеткой для унитаза, которую носит, как скипетр, и устанавливает в стране
террор и разврат. В конце концов его побеждают сын короля и царское войско,
и он бежит во Францию, где грозится продолжить свое дело. Жарри поставил эту
пьесу (в ней играли куклы) у себя в мансарде, еще в 1888 году. Премьера на
театральной сцене состоялась в 1896 году, и декорации создал Тулуз-Лотрек.
Они были знакомы по "Revue blanche", анархистскому журналу, в котором
Жарри мог появиться в женской блузке и розовом тюрбане. Оба низкорослые,
просто карлики, оба - скандалисты и оба - приверженцы абсента, Жарри и
Тулуз-Лотрек, по всей видимости, сразу нашли общий язык. Самый последний
биограф Тулуз-Лотрека Дэвид Свитман пишет, что тому довелось умереть раньше
Жарри, "но они разделили много выпивки и... хохота в обществе еще одного
обреченного "Уайльд", прежде чем болезнь и Зеленая Фея забрали их обоих".
Свитман называет пьесу Жарри "грязной, непотребной, скандальной,
абсурдной и просто абсолютно грубой". Актер, исполнявший роль Убю, выходил
на сцену в костюме толстяка с какой-то загогулиной спереди и открывал
спектакль единственным словом "Merdre!", образованным от "merde" ("дерьмо").
Публика тут же приходила в бешенство, и начиналась битва "за" и "против".
Беспорядок продолжался минут пятнадцать, прежде чем спектакль мог идти
дальше.
В театре были Йейтс и Артур Саймоне. На Йейтса все это произвело очень
неприятное впечатление. Он кричал, защищая пьесу, чтобы поддержать
радикалов, но у него остался грязный осадок. Вместо интроспективной
символистской эстетики, которую он любил, здесь было что-то грубое,
"объективное", некая уродливая жизненность, которая впоследствии определила
большую часть XX века и стала предвестием, даже началом тоталитаризма.
Бретон позднее сказал, что пьесы о Папаше Убю предвосхитили "и фашизм, и
сталинизм". Для Йейтса Убю был предвестником будущих несчастий: "После
нас, - писал он, - грядет "дикий бог"".
Из "Убю" это никак не следует, но Жарри был очень образован. Он
прекрасно знал античность, любил неоплатоников, геральдику и Томаса де
Квинси. У него было больше общего с Йейтсом, чем тому казалось; его
затронуло возрождение оккультизма во Франции XIX века, и он прекрасно
разбирался в тайнах таро.
Он читал французских оккультистов, вроде Станисласа де Гуайта и