"Хилари Бэйли. Невеста Франкенштейна " - читать интересную книгу автораумчимся мы на небеса". Куда делся тот беззаботный дух?
Мария была удручена. Тогда Виктор остановил занятие. Он ничего не сказал, а лишь с упреком посмотрел на певицу. Она сидела смущенная и растерянная. Наконец Виктор сказал: - Попробуем еще раз. И они снова начали работать. Упражнения становились все более трудными, но результат оставался тем же. Я понимал, что нужно найти какой-то способ, благодаря которому Мария должна обрести способность говорить, и что для этого хороши любые средства, даже самые болезненные, - главное, чтобы метод оказался успешным. И все же наблюдать, как с каждой минутой усиливается удрученное состояние Марии, было не очень приятно. Избавив себя от созерцания столь болезненной процедуры, я отошел к окну и заговорил с миссис Джакоби. Я пытался убедить женщину в том, что, возможно, она, сама того не подозревая, держит в руках ключ от секретного замка, который мы так безуспешно пытаемся открыть. Тем временем Виктор принялся за гласные: - А-е-и-о-ю... - произносил он. - Ну давай же, Мария, давай! - Миссис Джакоби, как вы полагаете, прежние попытки мисс Клементи восстановить речь продвинули ее хотя бы на шаг к успеху? - спросил я. Миссис Джакоби покачала головой и уверенно сказала: - Надежды у нас были большие, особенно после того, как Мария немного отдохнула и стала работать над упражнениями... - добавила миссис Джакоби уже менее уверенно и понизила голос. - Упражнения были такого же типа, что и сейчас? - Да. И еще один вид упражнений, связанных с дыханием, - ответила она. Клементи нет - ведь она прекрасно поет! Только вот говорить никак не может. Скажите, миссис Джакоби, неужели она никогда не произнесла ни единого звука, не считая пения? Никогда не зарыдала, не застонала, не рассмеялась? Может, она разговаривает или издает какие-нибудь звуки во сне? - Я заметил, что на моих последних словах миссис Джакоби бросила на меня внимательный взгляд. За этим последовала длительная пауза, в течение которой она оценивающе разглядывала меня, словно новобранца, прибывшего в военное подразделение. После этой паузы она сказала: - Вы поклянетесь, что сохраните сказанное мной в секрете? Я ответил, что не могу клясться, пока не пойму, о чем именно идет речь. - Ну что ж, - сказала она, покривившись, - значит, вы этого никогда и не узнаете. Но тут мое любопытство взяло верх, и я произнес: - Коль скоро речь не идет о каком-то преступлении и сокрытие тайны не причинит никому вреда - я клянусь никому не рассказывать об услышанном. - Вот это другое дело, - сказала она тоном командира, заправляющего на поле брани. - Тогда я скажу вам. Никогда я не слышала, чтобы Мария Клементи произнесла хоть одно слово или издала хоть один звук... и только однажды ночью я слышала, как она кричала от страха, находясь в сонном бреду. - Вы кому-либо об этом рассказывали? - спросил я. - Нет, - прозвучал ее ответ. - Раньше мне казалось, что Марию вполне устраивает собственная немота, но последнее время мне стало казаться, что такое состояние все больше и больше ее угнетает. - А мистеру Франкенштейну вы не говорили о тех ее криках? - спросил я. |
|
|