"Хилари Бэйли. Невеста Франкенштейна " - читать интересную книгу автора

(столовая располагалась в комнатах со стороны улицы). Но, будучи мужчиной,
который прекрасно знает, как хорошо иметь любящих сестер, я привык проводить
время в женской компании и получал от этого большое удовольствие, ибо
женщины, являясь существами не столь глубокомысленными и знающими, как
некоторые мужчины, очень веселы и просты в общении. Мы и вправду часто
шутили по поводу того, что ведем себя как брат с сестрой. Говоря начистоту,
мне просто было одиноко, так же как и ей. Поэтому-то у нас и вошло в
привычку те вечера, когда ни у меня, ни у нее не было посторонних дел,
проводить вместе, сидя в гостиной, каждый за своим занятием: она за шитьем
или штопкой, а я за чтением.
Описываемые мною события происходили в конце лета. Мы оба только что
вернулись в Лондон: я провел лето в Ноттингеме, а она гостила весь август у
сестры и зятя, мистера и миссис Фрейзер, которые жили в Шотландии. И вот
как-то вечером, когда мы сидели вдвоем в гостиной, я обмолвился о том, как
много жду теперь, после моего возвращения в Лондон, от встречи миссис Марии
Клементи и Виктора Франкенштейна, на которой мне, по всей видимости,
доведется присутствовать. Я объяснил, каковы причины этой встречи, однако
миссис Доуни, вместо того чтобы проявить интерес, подняла лицо от платьица,
которое она шила тогда своей дочурке, и печально проговорила:
- Возможно, мне не следует давать здесь свои комментарии, но если вы
позволите мне, мистер Гуделл, поговорить с вами, как с братом, то я скажу
все, что думаю. Это предприятие вызывает у меня сомнения и беспокойство на
ваш счет. Я не имею ничего против мистера Франкенштейна, ибо не слышала о
нем никогда ни одного худого слова ни от вас, ни от кого-либо еще, да и мисс
Клементи имеет блестящую репутацию, но по какой-то непонятной причине этот
научный эксперимент с восстановлением голоса меня очень тревожит.
Пожалуйста, будьте осторожны и простите мне мрачные пророчества, которые я
тут произношу, подобно Кассандре, тем более что для них нет никаких
оснований.
На это я с улыбкой ответил:
- Тогда, обращаясь к вам, как брат, я прошу рассказать мне, какие
основания у вас все же имеются.
Миссис Доуни вздохнула, опустила шитье на колени и, сдвинув брови,
открыто посмотрела прямо мне в глаза.
- Ну что ж, - сказала она, - даже рискуя вызвать ваше неодобрение, я
все равно это скажу: я не верю в немоту мисс Клементи.
- Но вы же слышали о том случае, когда загорелось ее платье, а она не
смогла издать ни звука, - возразил я.
- Слышала, - согласилась миссис Доуни, и тут в ее тоне появились нотки
судьи, возможно перенятые ею у покойного мужа. - Но вы ведь не станете
отрицать тот факт, что вследствие шока один человек теряет дар речи, а
другой, наоборот, начинает кричать. Но меня беспокоит совсем не это. Я даже
не удивлюсь, если выяснится, что она молчит просто по той причине, что не
понимает английского языка и не хочет, что бы это стало известно всем. Хотя
исключить вероятность того, что она действительно немая, тоже нельзя.
- Тут все возможно, - ответил я. - Но если вдруг окажется, что она
может говорить, но не желает, то что с того? Стоит ли из-за этого
беспокоиться, и тем более вам за меня?
- Я не могу объяснить, чем вызвано мое беспокойство, - проговорила
миссис Доуни. - Просто у меня та кое ощущение, что вас затягивает в омут.