"Хилари Бэйли. Невеста Франкенштейна " - читать интересную книгу автора

- Почему ж это? - воскликнула женщина, отрывая взгляд от чулочка
дочери, который, как мне помнится, она в тот момент штопала. Уставив на меня
свои большие и ясные голубые глаза, она добавила: - Язык - вещь очень
простая. Ребенок учит его с рождения. Начиная лепетать и агукать, он уже
пытается старательно копировать речь взрослых. Только и всего, мистер
Гуделл.
- Тогда почему же на свете так много языков? - спросил я. - Почему все
люди, аж до самого Китая, не пользуются одним и тем же языком? И как тогда
понять эти строки из Библии, где говорится, что каждый в толпе Иерусалима,
празднуя Троицын день, понимал другого, на каком бы языке он ни говорил? И
что тогда думать о речи пророков или о голосах, что являются нам в
сновидениях? Откуда доходят до нас эти слова, в то время как сознание наше
бесконтрольно?
В общем, я пожалел, что задал ей тогда эти вопросы, ибо у миссис Доуни
не было на них ответов, а потому вместо продолжения разговора она озадаченно
нахмурилась и, издав некий звук - я не стал бы называть его фырканьем,
однако он явно свидетельствовал о ее желании отделаться от меня, - принялась
кроить маленькое платьице для своей дочурки. Женщины по своей природе не
склонны к размышлениям. Они предпочитают жить настоящим. Однако именно эти
мои научные изыскания, показавшиеся столь непонятными миссис Доуни, привели
меня к той ужасной истории с Виктором Франкенштейном, и не просто привели,
но и сделали ее непосредственным участником, что впоследствии полностью
изменило мои представления о жизни.
Тем не менее, начало этой истории относится ко времени, которое не
требовало от нас особого напряжения и в котором я вижу себя человеком,
вполне удовлетворенным своим существованием. Война с Францией закончилась,
страна вернулась к мирной жизни.
Оглядываясь назад и пытаясь, используя язык науки, описать себя
молодого, я представляю собственный образ в виде неоформленной и
неопределенной газообразной массы, возникшей, если можно так выразиться, из
моих собственных качеств и обстоятельств жизни. Необходим был катализатор,
который способствовал бы превращению этих газов в твердую форму - ту самую,
какую я обрел впоследствии. Подумать только - все эти изменения случились со
мной благодаря изучению филологии! Чтобы разъяснить, как именно это
произошло, я и начну, пожалуй, с главного, а именно с описания того самого
ноябрьского дня, упоминавшегося мною ранее.
Я шел по берегу Темзы сквозь туман, стремительно сгущавшийся в
сумерках, поглядывая по сторонам в тщетной надежде поймать извозчика,
который довез бы меня до Грейз-Инн-роуд, где я, собственно, и обитал.
Пришел я в эту прибрежную часть города пешком, желая нанести визит
своему другу Виктору Франкенштейну, дом которого находился на Чейни-Уолк. Я
очень пожалел, что решил вернуться домой также пешком, ибо туман сгущался,
темнота надвигалась, а я шел в полном одиночестве.
Дорога проходила вдоль северного берега величественной Темзы, и вокруг
меня в этот час не было ни души. После тепла и уюта дома Виктора и Элизабет
Франкенштейнов меня не очень-то прельщала перспектива прогулки по темным и
туманным окраинам Лондона, а потому я ускорил шаг. На фабриках и рыночных
площадях, мимо которых я проходил, не было ни души, ибо в это время года
темнеет рано. В таком месте любой разбойник и грабитель может подкрасться
незамеченным, а у меня с собой не было даже палки.