"Эрве Базен. Змея в кулаке (Книга первая трилогии "Семья Резо") [H]" - читать интересную книгу автора

такого образца, какие носят фермерши, - относительно легкие и обтянутые
кожей, - а то здоровенные, грубые сабо для работы в поле, выдолбленные из
цельного куска бука и подбитые в шахматном порядке железными гвоздями.
Пудовые башмаки, издалека извещавшие о нашем приближении. Марселю, как
хрупкому ребенку, разрешалось надевать сабо на толстые носки. А для меня и
Фреди считалось достаточным положить в башмаки соломы.
Через несколько дней был произведен повальный обыск в наших спальнях и
в наших карманах. Последовало запрещение держать при себе больше четырех
франков (эти деньги нам полагалось класть на тарелочку в церкви).
Разумеется, мы никогда не получали ни гроша от родителей, но дядюшки и
тетушки иной раз дарили нам несколько монет. Установленная бабушкой премия
в два франка (за хорошее поведение) уже давно была отменена. Оставалось
лишь рассчитывать на щедроты господ Плювиньеков.
Произведя реквизицию наших капиталов, мамаша отобрала у нас также и все
ценные вещи: серебряные бокальчики, подаренные на крестины, золотые
цепочки с образками, авторучки, привезенные нам протонотарием, булавки для
галстуков. Все исчезло в шкатулке для драгоценностей, которая хранилась в
большом английском шифоньере, заменявшем мадам Резо сейф. Обратно мы свои
сокровища так и не получили.
Кроме того, во все, даже самые безобидные, шкафы были врезаны замки.
Связка ключей, снабженных ярлычками, висела в пресловутом шифоньере, о
котором я упомянул, - он представлял собою "святая святых" нашего
"Хвалебного". Главный ключ, защищавший все остальные, - ключ от
английского шифоньера, хозяйка дома всегда держала у себя за пазухой. И
Фреди придумал название такой политике - "ключемания".
К этому времени относится и мое увлечение излюбленным Людовиком XVI
слесарным ремеслом - моя страсть к изготовлению отмычек. Утащив несколько
старых ключей, я припрятал их для начала под плиткой пола в своей комнате
и тайком с переменным успехом обтачивал их, чтобы отпирать кое-какие
шкафы. Вначале просто из бахвальства. Мы еще не дошли до домашнего
воровства, но бодро вступали на этот путь.


Нам уже было голодно, нам уже становилось холодно. И мы с жадностью
смотрели на приоткрытые дверцы шкафов, когда мать-скопидомка доставала
оттуда белье или что-нибудь съестное. Мы выходили из себя, слыша, как она
подзывает нашего "китайского" братца:
- Иди сюда, Кропетт. Целую неделю ты вел себя прилично. Получай-ка.
Обычно в награду выдавался какой-нибудь засохший пряник: скупердяйка не
любила тратиться. Но эта неслыханная привилегия усугубляла самодовольство
Кропетта, укрепляла его слащавую покорность, побуждала наушничать матери о
наших мелких провинностях.
Кроме того, пряники были украдены у нас, мы хорошо это знали. Пряники
присылала нам прабабушка Плювиньек из Дижона, где она в течение трех
четвертей века постепенно угасала в среде местной буржуазии, так и не
пожелав познакомиться с нами.
В самом деле, нам уже было голодно, нам уже было холодно. Физически. А
главное - душевно. Да простят мне это выражение те, для кого оно имеет
смысл. Стоило мадам Резо взять в свои руки бразды правления, и через год
мы уже потеряли всякую веру в справедливость наших близких. Бабушка,