"Эрве Базен. Крик совы (Книга третья трилогии "Семья Резо")" - читать интересную книгу автора

Моника, малыш и я, тесно прижавшись друг к другу, на мгновение
удерживались на узкой площадке весов и, проявляя чудеса эквилибристики,
чуть не сворачивая себе шею, еще умудрялись прочесть у самых своих ног
приговор стрелки, - в те годы мы втроем тянули не более ста. Протираю
другое стекло. Опасаться мне нечего: окно слишком высоко, снизу можно
увидеть только мою голую грудь. Впрочем, я уже одеваюсь, глядя на
разлившуюся Марну: ее илистые воды, поднявшиеся от проливного дождя, текут
широким потоком с востока на запад под низкими, тяжелыми облаками,
бегущими в обратном направлении. Вода затопила подвал, и там теперь
танцуют всплывшие винные бочки; она затопила гараж - позавчера я едва
успел вывести оттуда "ситроен". Сегодня утром она уже хлынула через
садовую ограду, и теперь там, у стены, скапливаются пустые бидоны и
пластмассовые бутылки. Ей тесно под арками моста Гурнэ, она откатывается
назад, добирается до деревьев на набережной, так что теперь кажется, будто
они растут прямо из Марны. Вода, продвигаясь все вперед, штурмует
параллельные улицы, впадая в люки канализационных труб, затапливая сточные
канавки, потом мостовую, тротуар, и в конце концов подступает к самым
дверям, она врывается в парки; по тому, насколько погружен в воду бордюр
из самшита, сразу заметно, где повышается уровень почвы. Саломея ждет...
Ничего, успеет! Я не могу отказать себе в удовольствии открыть окно и
потянуть носом воздух. Для меня, почти всю жизнь прожившего у реки, это
одно из самых цепких воспоминаний: терпкий запах тины, перегнивших листьев
в сочетании с мощным шумом воды, взбаламученной ливнем и бьющейся о тысячи
преград, кипенье водоворотов, извергающих из глубины клочья грязной пены,
которая повисает на изгородях из бересклета, на остриях кольев. В
"Хвалебном" раз или два в год, обычно после сильных мартовских дождей (в
ноябре половодье бывает реже), Омэ, спущенная где-то в верховьях, около
Верна, каким-нибудь неведомым смотрителем шлюзов, когда уровень воды
поднимался настолько, что это было опасным для рудников, внезапно
подкатывала к нам, меньше чем за час выходила из берегов и, широко
разливаясь по лугам, размывала свежие коровьи лепешки, топила кузнечиков и
кротов, заставляла ворон и сорок уподобляться чайкам и на лету хватать
плывущую падаль, а нас, мальчишек, убираться со своими флотилиями поближе
к поросшим травой склонам, на которых стояли фермы.
Но вот слышится скрип, грохот железа, призывные удары багра. Это лодка
пожарников, выполняя спасательную службу, объезжает затопленную половодьем
набережную, развозит детей в школу и доставляет хозяек на рынок; она
высаживает их на холме у моста, а потом снова забирает - точного
расписания у нее нет. Глядя поверх кустов бирючины, я вижу в ней полдюжины
мокрых зонтиков. На носу здоровенный парень с выбивающейся из-под каски
рыжей гривой тянет за веревки, привязанные к садовой решетке, чтобы
быстрее подогнать лодку к берегу, а главное, чтобы ее не повело к середине
реки, не понесло по течению и не разбило об устои моста. На корме стоит
новоиспеченный паромщик. Хотя у него наивная румяная физиономия, он ловко
орудует багром и во всю мочь свистит в лоцманский свисток, оповещая
прибрежных жителей.
- Дом двадцать девять! Двадцать девять! - кричит рыжий.
Он дает два свистка, потом еще девять, и в окне второго этажа, к
которому приставлена лестница, появляется мадам Сотраль, наша соседка.
Первый этаж ее дома, почти на уровне земли, затоплен. Похоже, что там