"Эрве Базен. Встань и иди" - читать интересную книгу автора

плачь, Мари..."
Но координировать движения мне никак не удается. Тщетные усилия. Как
человек, потерявший на войне зрение, пытается видеть, обращаясь к
воспоминаниям, так и я плыву, вспоминая движение за движением. Ну и
вспенила же я воду! С берега, наверное, это выглядит как отчаянное
барахтанье начинающего пловца. И кто поверит, что было время, когда эта
смешная русалка оставляла позади своих одноклубниц? Приходится неподвижно
лежать на спине. При таких ляжках, которые ни на что не годны, мне, как
дохлой рыбе, остается только плыть по течению до тех пор, пока я не
придумаю более изящного выхода из положения. У каждого животного своя
манера плавать, а я стала другим животным, из породы безногих. У водяных
ужей, которые так ловко плавают, тоже нет ног: надо попробовать подражать
их извивам. Можно, пожалуй, держать ноги вместе, прижатыми одна к другой,
и двигать бедрами, превратив всю нижнюю часть тела в кормовое весло...
- Орглез! Ты что, спятила?
Одна неприятная неожиданность за другой. Несмотря на то, что мои
мокрые волосы облепили голову, как водоросли, несмотря на бульканье и гул
в ушах, я хорошо расслышала этот оклик. Лежа поперек течения, спиной к
высокому берегу реки, я еще не видела того кто мне помешал. Это не сосед
по лестничной площадке, отвратительный папаша Роко, прозвавший меня
Шалуньей. Тот бы крикнул своим надтреснутым голосом: "Давай, Шалунья,
давай!" Это может быть только Миландр. Только у него такая несносная
привычка звать меня по фамилии, как он звал своего однокашника Марселя.
Только он обладает таким даром все делать некстати. Мой эксперимент и без
того уже протекал не слишком удачно. В присутствии горе-художника он
грозил провалиться окончательно. Ведь в конце концов у него есть глаза.
Иметь глаза ему даже положено по профессии. Не могу же я демонстрировать
перед ним свои ляжки, между которыми легко пройдет кулак. Сообщить ему об
этом на словах - еще куда ни шло! Но оскорбить его взор - совсем другое
дело. Нечего и думать плыть на спине у него на глазах. Я опускаю ноги,
переворачиваюсь и кричу:
- Люк, я тебе тысячу раз говорила, что у меня есть имя!
- Ты спятила, - повторяет Миландр. - Спятила. Ведь тебе можно
купаться только в горячей воде!
С этюдником на ремне через плечо, с поднятыми ветром волосами и
перекошенным ртом, как у проповедника, рассказывающего о муках ада, сжимая
руками перила, Люк дрожит в своей перепачканной куртке, которая очень идет
к его лицу с веснушками вокруг глаз - за эти веснушки в коллеже его
прозвали Филином. Но если уж говорить о птицах, то в настоящий момент он
больше похож на курицу, высидевшую утенка. От тревоги и досады лоб его
морщится, кулаки барабанят по перилам.
- Будь добра немедленно выйти из воды. Я не верю своим ушам, и тут же
мне приходится не верить своим глазам. Миландр скатывается по лестнице и
входит по колени в воду, пытаясь схватить меня за руку.
- Твои брюки!
Отплыв чуть-чуть подальше, я не без труда шлепаю руками по воде. Но
три секунды спустя этот проклятый мальчишка заставляет меня кричать уже
совсем другим голосом:
- Мой лифчик!
Дело в том, что Миландр, не то совершенно потеряв голову, не то решив