"Эрве Базен. Встань и иди" - читать интересную книгу автора

месте. Какую пользу приносят вам ваше здоровье и уверенность?
Несмотря на множественное число, Паскаль должен был почувствовать
себя задетым. Подняв руку перед собой, как щит, он пробормотал
классическое извинение:
- Слабость человеческая...
Его остановила моя улыбка - самая злая из всех, какими я располагаю.
- Да, конечно, - признал он, - нынешнее поколение относится
недоверчиво к советам, не подкрепленным Примерами.
Ну вот, мы и у цели. Еще одно маленькое усилие. Немного того
смирения, именуемого христианским, которое делает смущение эффектным. Нос
Паскаля опустился согласно лучшим традициям жанра.
- Разумеется, - шепчет он, - я таким примером не являюсь.
И на том же дыхании.
- Именно это вы хотели сказать мне, не так ли? Я наклонила голову,
внезапно почувствовав себя обеспокоенной и сконфуженной. У меня уже не
было никакого желания насмехаться над Паскалем. А он не был ни подавлен,
ни оскорблен, ни даже пристыжен. Тщетно пыталась я его понять: "Ему
произнести mea culра "Грешен (лат.)" не труднее, чем почесаться. Это зуд
благочестия". И тут же возражала себе: "Вот ты брюзжишь, брюзжишь! Но ты
никогда не сумеешь держаться так легко и свободно, с такой елейной
скромностью". Снова овладев собой, Беллорже непринужденно сказал:
- Вы дрожите, Констанция! Хотите чашку горячего-горячего чая?

***

Я вернулась к обеду совершенно разбитая, с твердым намерением тотчас
же лечь. Но мне пришлось от него отказаться, когда я увидела, что Матильда
гладит белье соседки с нижнего этажа, которая недавно родила. Еще один из
ее фортелей в ответ на один из моих непоследовательных поступков! Я искала
трудов и терний. Я добрая душа. А Матильда просто добра. Воспользовавшись
моим отсутствием, она хотела было проделать эту работу тайком от меня.
- Оставь, тетя, это мое дело.
Матильда неохотно уступила мне место. - С таким плечом ты хочешь
гладить? Нет, серьезно, ты его видела, свое плечо? Прошу тебя, сходи на
этих днях к Ренего.
Не без труда сняв пальто, я устроилась перед столом, чтобы гладить
сидя. Злополучное плечо попыталось взбунтоваться. А я - врать:
- Простой ревматизм. Оно мне немножко мешает. Но не болит.
- Рассказывай басни! - буркнула Матильда. В этот момент я
прикоснулась пальцем к утюгу, чтобы узнать, достаточно ли он нагрелся.
- Он холодный, твой утюг! Как ты можешь гладить такой ледышкой?
Приложив уже всю ладонь, я повторила:
- Холодный-прехолодный. Нет тока.
Но легкое потрескивание и запах горелого напугали меня одновременно с
Матильдой.
- Ты в своем уме? - закричала она. Я тупо рассматривала свои пальцы
со сморщенной от ожога кожей. Я совершенно ничего не почувствовала.

14