"Эрве Базен. Ради сына" - читать интересную книгу автора

Бруно, оскорбленный, что-то бормочет себе под нос. Минут через пять
бабушка уезжает в кухню, и я слышу, как он ворчит:
- А от тебя-то в жизни какой был толк?
- Если бы она не родила твоей мамы, не было бы и тебя, - отвечает зять,
который тоже считается несколько причастным к делу.
- А я не просил, чтобы меня рожали, - огрызается Бруно, все еще
ощетинившийся, но явно польщенный тем, что я обратил на него внимание и
угадал его настроение.
- Прости нас. Мы хотели сделать тебе подарок.
Бруно, побагровев как рак, замолкает. Я ухожу. Но уже через несколько
минут можно было наблюдать, как он лихорадочно переворачивает все вверх
дном, разыскивая пилку для ногтей.
Еще одна сценка: Бруно у Джепи. Бруно долго не подходил к Джепи под тем
предлогом, что у нее много блох. Возможно, потому, что ее совсем крошечной
подарила нам Мари Жермен, чьи редкие посещения бойкотировали мои дети,
стараясь держаться в эти часы поближе к тетке, которая становилась еще более
молчаливой и сдержанной, чем обычно. Но теперь уже Джепи воротила нос от
Бруно, которого ужасно интересовал ее щенок. Проходя мимо конуры, я вижу,
как Джепи, прикрыв телом своего детеныша, лает прямо в лицо Бруно, правда,
без особой убежденности, а мальчик, стоя на коленях, уговаривает ее:
- Ну чего ты лаешь, дай мне его, мы же теперь друзья.
Джепи высовывает язык, оскаливается, снова рычит, но наконец,
покосившись на этого обольстителя, спокойно ложится и принимается искать у
себя блох.
- Вот он и мой! - говорит Бруно, унося щенка и нежно почесывая его
между ушей.
А я запускаю руку в волосы Бруно, и он не отстраняется. Ведь мы же
теперь друзья. Правда, еще с оглядкой. Но он начинает забывать свои обиды.

Еще одна сценка: без Бруно. Со мной в гостиной Луиза. Моя живая,
лукавая, кокетливая дочка, такая мягкая и вкрадчивая, когда ей это нужно,
такая милая и нежная. Уже трепещущая, но еще не проснувшаяся кошечка, она
будет, мурлыкая, послушно сидеть у ваших ног, пока не наступит весна. Юности
становится тесно в старом детском свитере. Юность рвется наружу, пробуждает
интерес к духам, песенкам, тонким чулкам, модным купальникам и узким
брючкам. Пока все ее порывы обращены только ко мне, так же как и моя
нежность - только к ней. Она ласкается ко мне, гладит мое лицо, целует меня,
и что бы там ни подумал какой-нибудь глубокомысленный папаша, но это так
приятно, так трогает, когда на колени к отцу забирается его подрастающая
дочка, у которой, правда, уже основательный вес, хотя она по-прежнему ходит
в коротеньких юбочках, но еще слишком мало мыслей под пышной шапкой волос.
Луиза - мой сладкий сироп, подобно тому как Мишель - благородное вино, а
Бруно - уксус.
Во всяком случае, так было. Подобно Лоре, от взгляда которой ничто не
ускользнет (в отличие от Мишеля, слишком упоенного собственной славой),
Луиза за последние дни присматривается ко мне с удивлением, к нему, впрочем,
не примешивается никакой тревоги - это чувство ей несвойственно. Она
крутится, вертится, снова усаживается на мое колено.
- Ты не в своей тарелке, папа? - спрашивает она, легкими
прикосновениями поглаживая меня. - О чем ты думаешь?