"Эрве Базен. И огонь пожирает огонь" - читать интересную книгу автора

птицам, горе людям! Многим ли друзьям, как ему, удалось вот так же
спрятаться? И сколько трупов, подобранных за эти два дня на улицах, сложили
на грузовики, а потом сбросили в общую могилу, которая стала для Хорхе и
Кармен их брачным ложем? Мануэлю не отвлечься: картина расправы снова и
снова встает у него перед глазами...
Быстрый, хорошо смазанный, легко маневрируя на добротных толстых шинах,
бронеавтомобиль открыл огонь; шесть очередей за шесть секунд - и стальные
дула, слегка дымясь, чуть поворачиваясь слева направо и справа налево,
уложили наповал все свадебное шествие. Даже Артуро, уже собравшегося кричать
"ура", Артуро, поднявшего руку в знак приветствия и, конечно же, не
подумавшего поднять две. Да если бы даже он их и поднял, это все равно бы
ничего не дало: ведь если человек поднял обе руки, значит, он сдается, то
есть признает себя виновным, а в жестокой стремительности событий у экипажа
бронеавтомобиля, чья задача - очистить улицы, нет ни времени, ни возможности
брать людей под арест... Артуро, согнувшись пополам, упал первым с
простреленным позвоночником. Хосе, которого в семье Пачеко звали
Хосе-Маковка, рухнул на колени, а потом ткнулся носом в асфальт, как и
Альфонсо, как и все остальные, изрешеченные пулями сзади, и лишь в последний
миг от этой плотной группы людей, валившихся в одну сторону, точно колода
карт, щелчком разбросанная по столу, отделилась белая фигура в венке из
флердоранжа, качнулась из стороны в сторону и распласталась на земле,
замерев в кипени тюля.
- Ay, Jesus! Que lastima! {Ах, Иисусе! Жалость-то какая! (исп.).} -
взвыла вся улица, захлопывая на всякий случай ставни.
Постояв секунду, броневик снова дернулся. Затем медленно поехал вперед
и остановился в метре от группы, ликвидированной столь чисто, что никто даже
пикнуть не успел. Люк раскрылся, и из него по пояс вылез молоденький,
широкоскулый, почти наголо остриженный метис; он нагнулся, и его стало рвать
прямо на бронированную обшивку, пока хриплый властный голос не загнал его
внутрь. Люк снова закрылся, и минуты две броневик стоял, точно выжидая
реакцию окрестных жителей, или обсуждая последствия своей ошибки, или просто
отчитываясь по радио перед начальством. Затем колеса завертелись в обратную
сторону. Не решаясь ехать по груде трупов, откуда кровь уже текла струйками
к водосточным канавам, броневик попятился, поискал брешь в веренице машин,
нашел ее и объехал препятствие по тротуару.
И тогда Мария вырвалась и побежала к убитым. Она не кричала. Только
глаза неестественно расширились на окаменелом лице, будто у зрителя,
ушедшего с фильма ужасов. Добежав до них, она трижды повернулась на месте,
точно в одури, ища глазами невидимых, запуганных свидетелей, прильнувших к
щелям между занавесками. Потом оглядела отца, распростершегося, раскинув
руки, на спине, оглядела мачеху, упавшую на живот, и двух дочек Мирейи,
лежавших друг на дружке; их темные волосы все так же струились по плечам на
розовом шелку платьев, испещренном пурпурными пятнами. Она не стала
опускаться на колени. Только перекрестилась. И когда Мануэль подошел к ней,
прошептала, обращаясь к нему, к человеку, который, по сути дела, даже не был
ее женихом:
- У меня никого, кроме вас, не осталось. - И уже более твердым,
холодным тоном добавила: - Не беспокойтесь, раненых нет.
Раненых действительно не было, если не считать новобрачной, у которой
продолжалась агония: ее рука с новеньким обручальным кольцом еще царапала