"Эльяс Базна. Я был 'Цицероном' " - читать интересную книгу автора

удивления.
- Боюсь, что у меня не найдется для вас времени, - сказала она.
- Присядем, мадам, - предложил я.
В ее глазах мелькнула настороженность.
- Нет, Эльяс, мы не сядем. Будет лучше, если вы сразу же уйдете.
Но я не слышал ее слов.
- Я только что из английского посольства. Теперь я камердинер сэра Хью
Нэтчбулл-Хьюгессена. Рискуя своей жизнью, я...
Она подалась вперед, чтобы лучше понять главное из того, что я говорил.
Наступила тишина. Руки мои стали влажными. Фрау Енке заговорила первая:
- Я думаю, мой муж захочет видеть вас.

3

Однажды я прочитал несколько писем, которые Альберт Енке получил от
брата своей жены, Риббентропа, и, хотя Енке не говорил мне об этом, я знаю,
что этого было достаточно, чтобы уволить меня. И теперь, вечером двадцать
шестого октября тысяча девятьсот сорок третьего года, я должен был
встретиться с ним впервые с тех пор.
Инке Енке вышла позвать мужа.
Наконец оба пришли. У меня создалось впечатление, что Енке хотел, чтобы
и его жена приняла участие в этом деле.
- Добрый вечер, Эльяс, - сказал он.
Как деловой человек, Альберт Енке ждал, что я предложу.
Ему было около пятидесяти. Профессиональным дипломатом он не был. Отец
его - немец, а мать - шведка. Отец его получил некоторую известность в
Турции, где строил дамбу через долину.
Альберт Енке, также бизнесмен, много лет жил в Стамбуле. Турция была
его вторым домом. Если бы не его женитьба на сестре Риббентропа, его никогда
не пригласили бы на дипломатическую работу.
Раньше, когда я был слугой, Енке являлся советником посольства, но в
последние дни его повысили: он стал посланником.
- Господин посланник, позвольте сердечно поздравить вас, - вежливо
сказал я.
- Спасибо.
Он, вероятно, подумал, что это далеко не дело каваса, к тому же
уволенного за неблагонадежность. Чтобы скрыть свою нервозность, я начал
говорить. Слова мои текли, как вода:
- Турция и Германия всегда были друзьями. Они никогда не воевали друг с
другом. Мы, турки, всегда любили немцев, и наше отношение к вам не
изменилось...
Лицо Енке но-прежнему сохраняло холодное выражение. То, что я говорил,
было правильным и не вызывало возражений. Но фальшивые нотки в моем голосе
делали мои слова пустыми и ничего не выражающими. В глазах Енке появились
насмешливо-иронические огоньки, и это рассердило меня. Я изменил тон.
- Дела у немцев сейчас идут не так-то хорошо, чтобы отказываться от
помощи, откуда бы она ни шла, - грубо сказал я. - У меня есть возможность
фотографировать документы "лейкой" в английском посольстве. Предлагаю вам
пленку со снимками. Все документы, которые я сфотографировал, помечены
грифом "секретно" или "совершенно секретно".