"Сэмюэл Беккет. Мэлон умирает" - читать интересную книгу автора

убегал, а мать восклицала: Ах, Адриан, ты его обидел!
Мы продвигаемся. Никто так мало не напоминает меня, как этот
терпеливый, разумный ребенок, столько лет сражающийся в одиночестве за то,
чтобы пролить на себя хоть немного света, безудержно жадный к малейшему
проблеску, не знакомый с радостями, которые сулит нам мрак. Вот воздух,
который мне нужен, живительный разреженный воздух, несравнимый с питательным
мраком, убивающим меня. Я не вернусь больше в это тело, ну, может быть,
только за тем, чтобы узнать, который ему год. Я окажусь в нем перед самым
погружением, чтобы в последний раз закрыть над собой люк, попрощаться с
владениями, в которых я обитал, затопить свое прибежище. Я всегда был
сентиментален. Но от этой минуты и до той я успею порезвиться, на берегу, в
прекрасной компании, о которой я всегда мечтал и к которой стремился,
всегда, хотя она всегда обходилась без меня. Да, на душе моей теперь легко,
я знаю, что игра выиграна, до этой минуты я проигрывал все партии, но важна
только последняя. Превосходное достижение, должен я сказать, вернее сказал
бы, не бойся я противоречить самому себе. Бояться противоречить самому себе!
Если так будет продолжаться, я проиграю самого себя, для этого имеется
тысяча способов. И буду похож на тех несчастных из притчи, которые были
раздавлены осуществленными желаниями. Но мной овладевает страстное желание,
желание узнать, что я делаю и почему. Таким образом я приближаюсь к цели,
которую поставил перед собой в юности и которая лишила меня возможности
жить. Стоя на пороге небытия, мне удалось перевоплотиться в другого. Очень
мило.
Летние каникулы. По утрам он брал частные уроки. Ты доведешь нас до
богадельни, говорила госпожа Сапоскат. Это выгодное капиталовложение,
говорил господин Сапоскат. В полдень он уходил из дома, держа книги под
мышкой, под тем предлогом, что на свежем воздухе работать лучше, нет, не
произнося ни слова. Когда городок, в котором он жил, скрывался из виду, он
прятал книги под камень и бродил по полям. Стояло время года, когда
трудолюбие крестьян достигает пароксизма, и долгие солнечные дни становились
слишком коротки для всей работы, которую предстояло сделать. Нередко им
светила луна, во время последней ходки от поля, возможно, самого
отдаленного, к амбару или току, или для осмотра техники, которую надо было
успеть подготовить к грядущему рассвету. Грядущий рассвет.
Я заснул. Но спать я не хочу. В моем расписании нет времени для сна. Я
не желаю... Нет, я ничего не хочу объяснять. Кома предназначена для живущих.
Живущих. Никогда я не мог их переносить, их всех; нет, этого я не думаю, но,
тяжело вздыхая от тоски, я наблюдал за их перемещениями по земле, а потом
убивал их, или занимал их место, или убегал. Я чувствую в себе жар давно
знакомого мне бешенства, но знаю, что на этот раз он меня не зажжет. Я все
прекращаю и жду. Сапо стоит на одной ноге, неподвижно, странные глаза его
закрыты. Суматоха дня застывает в тысяче нелепых поз. Облачко, движущееся
впереди победного солнца, будет бросать тень на землю столько, сколько мне
угодно.
Живи и придумывай. Я пытался. Я, должно быть, пытался. Придумывать.
Нелепое слово. Живи - тоже нелепое. Неважно. Я пытался. И когда дикий зверь
серьезности готовился во мне к прыжку, оглушительно рыча, разрывая меня на
кусочки, жадно пожирая, я пытался. Но оставшись один, совсем один, надежно
спрятавшись, я изображал дурака, в полном одиночестве, час за часом,
неподвижный, часто стоя, не в силах пошевелиться, издавая стоны. Да, издавая