"Сэмюел Беккет. Мерфи" - читать интересную книгу автора

радиографировали и кардиографировали и ничего такого необычного не
обнаруживали. Сердце как сердце. Все, фигурально выражаясь, застегнуто
должным образом, все вроде бы исправно работает, а однако же что-то было
вроде не в порядке. Сердце его выделывало номера на манер кукольного
Петрушки. То трудилось с таким надрывом, что, казалось, вот-вот остановится,
то вскипало какой-то непонятной страстью, что, казалось, еще немного и
взорвется. Состояние между такими двумя крайностями Ниери и называл
"Апмонией". Ну а когда ему это слово приедалось, он называл это состояние
"Исономией".[10] Когда же вконец надоедало даже само звучание слова
"Исономия", он прибегал к слову "Созвучие". Но какое бы название не давал
Ниери тому срединному состоянию меж двух крайностей, в сердце, а
соответственно и в душу, Мерфи оно никак не могло проникнуть. Не удавалось
Ниери сплавить противоположности в Мерфиевой душе.
Их прощание оказалось памятным событием. Ниери вышел из того состояния,
которое можно было бы назвать "мертвой спячкой", и заявил:
- Мерфи, жизнь - это число и земля.[11]
- Но она также и странствие в поисках дома, - ответствовал Мерфи.
- Жизнь - это лицо, - говорил Ниери, - или группа лиц, выстроенная по
определенной системе на фоне бурлящего и гудящего хаоса... Мне вспоминается
лицо госпожи Двайер.
Мерфи подумалось, что с таким же успехом можно было бы вызывать в
памяти и лицо Кунихэн. Ниери стиснул руки в кулаки и поднял их вверх, на
уровень лица.
- Вот если бы мне добиться расположения девицы Двайер, - проговорил
Ниери подрагивающим голосом, - пусть даже всего лишь на какой-нибудь часик,
как бы взыграла моя душа!
Костяшки на кулаках Ниери выпирали белыми бугорками и, казалось,
вот-вот прорвут кожу; впрочем, так всегда бывает, если сжимать руки слишком
сильно... Сжатый кулак как символ утверждения... А затем руки Ниери стали
раскрываться, пальцы выпрямились, растопырились во всю свою длину.
Растопыренные пальцы как символ отрицания. Мерфи представлялось, что
существует два равноправных способа завершить этот жест и достичь того, что
в философии называют "снятием". Руки можно было бы крепко приставить к
голове жестом, изображающим отчаяние, либо же безвольно опустить и позволить
им плетями висеть по бокам, вообразив при этом, что именно из этой позиции
началось изначальное движение. Можете сами догадаться, каково было
раздражение Мерфи, когда Ниери сделал с руками нечто, не совпадающее с
предположениями Мерфи, - он снова сжал кулаки, еще сильнее, чем раньше, и
размашисто и гулко стукнул ими по своей собственной груди.
- Ну, еще полчаса, - вскричал Ниери, - ну, хотя бы еще пятнадцать
минут!
- А потом что? - спросил Мерфи. - Отправишься назад на остров Тенерифе
к обезьянам?[12]
- Смейся, смейся, издевайся, - с трагическим изломом простонал Ниери, -
все бренность, тщета, все дрянь, по крайней мере в данный момент, все пусто
без девицы Двайер. Закрытое число в бесформенном хаосе, в бескрайней
пустыне, в холодной пустоте... О мой тетрабрюх!
- Такая любовь, которая, терзаясь муками, возводит очи горе, которая
жаждет приложить кончик своего маленького пальчика, обмакнутого в китайский
лак, к собственному языку, чтобы охладить его, - вот такая любовь тебе,