"Амброз Бирс. Наследство Гилсона" - читать интересную книгу автора

проиграть в "фараон" у Джо Бентли больше "чистого песочку", нежели он, по
свидетельству местных историографов, честно заработал игрой в покер за все
время существования поселка. И в конце концов, мистер Бентли - быть может,
из опасения потерять более выгодное покровительство мистера Брентшо -
категорически отказался допускать Гилсона к игре, со всей прямотой и
решительностью дав ему понять, что привилегия проигрывать деньги в "этом
учреждении" является благом, зависящим от, логически вытекающим из и
основывающимся на общепризнанной коммерческой честности и безупречной
общественной репутации.
Тут Маммон-хиллу и показалось своевременным вмешаться в судьбу
личности, которую его наиболее уважаемый гражданин почел своим долгом
заклеймить ценой немалого личного убытка. В частности, выходцы из
Нью-Джерузалема понемногу утеряли прежнюю терпимость, порожденную
юмористическим отношением к промаху, который они совершили, изгнав
нежелательного соседа оттуда, откуда вскоре сами уехали, туда, куда вскоре
сами переселились. В конце концов, Маммон-хилл пришел к единодушному мнению.
Лишних слов не было сказано, но мысль о том, что Гилсон должен быть повешен,
носилась в воздухе. Однако в этот столь критический для него момент он стал
являть признаки некоторой перемены в образе жизни, если не мыслей. Возможно,
причина была в том, что, лишившись доступа в "учреждение" Джо Бентли, он
несколько утратил интерес к золотому песку. Так или иначе, желобов никто
больше не тревожил. Но избыточная энергия подобной натуры нелегко поддается
обузданию, и Гилсон, пусть лишь в силу привычки, все еще держался
извилистого пути, по которому прежде следовал к выгоде мистера Бентли. После
нескольких пробных и почти бесплодных попыток в области разбоя на большой
дороге - если кто-нибудь отважится столь грубо назвать невинную склонность
пошаливать на перекрестках - он предпринял две или три скромных вылазки в
сферу конокрадства, и как раз во время одной многообещающей операции
подобного рода, когда, казалось, попутный ветер нес его к желанным берегам,
он потерпел крушение. Ибо однажды, мглистой лунной ночью, мистер Брентшо,
проезжая верхом по Маммон-хиллской дороге, поравнялся с человеком, по всей
видимости спешившим покинуть пределы округи, положил руку на поводья,
соединявшие запястье мистера Гилсона с мундштуком гнедой кобылы мистера
Харпера, фамильярно потрепал его по щеке стволом крупнокалиберного
револьвера и спросил, не окажет ли он ему честь проехаться вместе с ним в
обратном направлении.
Да, плохи были дела Гилсона.
Наутро после ареста он предстал перед судом, был признан виновным и
приговорен к смерти. Для окончания рассказа о его земном странствии остается
только повесить его, чтобы затем более подробно заняться его духовной,
которую он с великим трудом составил в тюрьме и по которой, руководствуясь,
очевидно, какими-то смутными и неполными представлениями о праве поимщика,
он завещал все свое имущество своему "законому душеприкащику", мистеру
Брентшо. Однако завещание вступало в силу лишь при том условии, если
наследник снимет тело завещателя с Дерева и "упрячет в ящик".
Итак, мистера Гилсона я было хотел сказать "кокнули", но боюсь, что это
беспристрастное изложение фактов и так уже несколько перегружено
коллоквиальными выражениями; к тому же способ, которым воля закона была
приведена в исполнение, более точно выражается термином, употребленным
судьей при оглашении приговора: мистера Гилсона "вздернули".