"Амброз Бирс. Убит под Ресакой" - читать интересную книгу автора

огня.
Когда бои ведутся на открытой местности, сплошь и рядом бывает, что
части противников, расположенные друг против друга на расстоянии
каких-нибудь ста ярдов, прижимаются к земле так крепко, как будто нежно
любят ее. Офицеры, каждый на своем месте, тоже лежат пластом, а высшие чины,
потеряв коней или отослав их в тыл, припадают к земле под адской пеленой
свистящего свинца и визжащего железа, совершенно не заботясь о своем
достоинстве.
В таких условиях жизнь штабного офицера бригады весьма незавидна, в
первую очередь из-за постоянной опасности и изнуряющей смены переживаний,
которым он подвергается. Со сравнительно безопасной позиции, на которой
уцелеть, по мнению человека невоенного, можно только "чудом", его могут
послать в залегшую на передовой линии часть с поручением к полковому
командиру-лицу, в такую минуту не очень заметному, обнаружить которое подчас
удается лишь после тщательных поисков среди поглощенных своими заботами
солдат, в таком грохоте, что и вопрос и ответ можно передать только с
помощью жестов. В таких случаях принято втягивать голову в плечи и пускаться
в путь крупной рысью, являя собой увлекательнейшую мишень для нескольких
тысяч восхищенных стрелков. Возвращаясь... впрочем, возвращаться в таких
случаях не принято.
Брэйл придерживался другой системы. Он поручал своего коня ординарцу -
он любил своего коня - и, даже не сутулясь, спокойно отправлялся выполнять
свое рискованное задание, причем его великолепная фигура, еще подчеркнутая
мундиром, приковывала к себе все взгляды. Мы следили за ним затаив дыхание,
не смея шелохнуться. Как-то случилось даже, что один из наших офицеров,
очень экспансивный заика, увлекшись, крикнул мне:
- Д-держу. п-пари на д-два д-доллара, чго его с-собьют, п-прежде чем он
д-дойдет до т-той к-канавы!
Я не принял этого жестокого пари; я сам так думал.
Мне хочется воздать должное памяти храбреца: все эти ненужные подвиги
не сопровождались ни сколько-нибудь заметной бравадой, ни хвастовством. В
тех редких случаях, когда кто-нибудь из нас несмело протестовал, Брэйл
приветливо улыбался и отделывался каким-нибудь шутливым ответом, который,
однако, отнюдь не поощрял к дальнейшему развитию этой темы. Однажды он
сказал:
- Капитан, если я когда-нибудь буду наказан за то, что пренебрегал
вашими советами, я надеюсь, что мои последние минуты скрасит звук вашего
милого голоса, нашептывающего мне в ухо сакраментальные слова: "Я же вам
говорил!"
Мы посмеялись над капитаном,- почему, мы, вероятно, и сами не могли бы
объяснить,- а в тот же день, когда его разорвало снарядом, Брэйл долго
оставался у его тела, с ненужным старанием собирал уцелевшие куски - посреди
дороги, осыпаемой пулями и картечью. Такие вещи легко осуждать, и не трудно
воздержаться от подражания им, но уважение рождается неизбежно, и Брэйла
любили, несмотря на слабость, которая проявлялась столь героически. Мы
досадовали на его безрассудство, но он продолжал вести себя так до конца,
иногда получал серьезные ранения, но неизменно возвращался в строй как ни в
чем не бывало.
Разумеется, в конце концов это произошло; человек, игнорирующий закон
вероятности, бросает вызов такому противнику, который редко терпит