"Александр Бек. Новое назначение" - читать интересную книгу автора

заводской служащий, отправившийся с утра пораньше на работу, - и
сутуловатый, наделенный, что называется, медвежьей статью Головня,
улыбающийся чему-то, может быть, попросту этому солнечному дню, нежданному
приключению - прогулке, обмундированный в полувоенный, защитного цвета,
добротный костюм.
Поглядывая на Кремлевскую стену, на очерченный парапетом пустынный в
этот час проезд в Боровицкие ворота, они, пересекая площадь, зашагали
напрямик к Каменному мосту. Но почему вдруг с разных сторон поднялась
трель милицейских свистков? И почему к нечаянным путешественникам бегут
милиционеры?
- Стой! Куда вас понесло?
Два руководителя министерства оторопело остановились.
- Разве здесь нельзя пройти?
Как и в кассе метро, их неведению не поверили и тут. Вышколенные
московские милиционеры с подозрением оглядывали странных нарушителей. Даже
принюхивались: не шибает ли спиртным? Нет, ровно бы ни в одном глазу.
- Кто вы такие, москвичи?
- Да.
- И не знаете, где надо переходить? Первый раз, что ли, вышли на улицу?
Ответом было смущенное молчание.
- Предъявите паспорта.
Паспортов, однако, не оказалась ни у того, ни у другого. Досадуя, но
сохраняя всегдашнюю невозмутимость, Александр Леонтьевич протянул свое
удостоверение члена правительства. На миг милиционеры склонились над
раскрытой твердой книжечкой. Затем вытянулись по струнке, взяли под
козырек, остановили движение транспорта на площади, почтительно провели к
мосту заплутавшую пару.
Эту-то историю Андрейка узнал во дворе от Головни-сына. И за семейным
завтраком спросил:
- Папа, ведь это неправда?
Онисимов кратко ответил:
- Этакий казус был.
И "казус" действительно был. Чему удивляться, помня ушедшие времена?
В семье больше об этом не говорили. Однако что-то в облике отца,
которому Андрей безгранично поклонялся, вдруг померкло. Мальчик, наверное,
и сам не смог бы объяснить, почему именно тогда в его мысли об отце
впервые вторглась критическая нотка. Еще неясная, невнятная...
Андрей и теперь уважал, любил отца, но... Но вот и сейчас неприятно,
что папа сидит рядом с этим полотном в золоченой раме, полотном, где
выписан во весь рост в форме генералиссимуса Сталин, сложивший на животе
руки. Андрей следит, как отец вытирает тарелку, снимая какую-то едва
видимую, а то и совсем не существующую пылинку. Неприятно... Но кто знает,
не стало бы еще неприятнее, если бы отец поспешил убрать этот портрет, как
это уже сделали в некоторых квартирах по соседству. Мальчик смутно
улавливает душевную драму отца. Жалость к нему, такому осунувшемуся и
словно бы посеревшему с лица, колет, щемит мальчишечье сердце.



13