"Третья мировая над Сахалином, или кто сбил корейский лайнер?" - читать интересную книгу автора (Мухин Юрий Игнатьевич, Брюн Мишель)

Глава 8. ПОИСК МЕСТА КАТАСТРОФЫ

Радиопередачи между KAL 050 и KAL 007 показали, что самолет все еще продолжал обычный полет в 04.12 (по японскому времени), через сорок шесть минут после того, как он, как было сказано, был уничтожен ракетой совет­ского истребителя-перехватчика. Следуя со скоростью 456 узлов, указанной в его полетном плане для этого отрезка пути, самолет должен был пролететь еще 350 морских, или 400 обычных, миль. Мы уверены, что KAL 007 все еще на­ходился в обычном полете в 04.12, потому что в это время он связался с KAL 050, но он мог продолжать полет и позд­нее. Все, что мы знаем наверняка, так это то, что самолет не сообщил о том, что прошел над Ниигатой, и это позволяет утверждать, что он не смог улететь дальше.

Где именно разбился KAL 007? Исследование радиоволн VHF, расстояние приема которых зависит от высоты поле­та, показываем что во время передачи своего последнего ра­диосообщения, через сорок шесть минут после атаки над Сахалином, KAL 007 находился где-то к югу от пролива Цу­гару, в нескольких минутах пути от Ниигаты, его следую­щей путевой точки на официальном пути в Сеул. KAL 007 мог находиться в воздухе и после 04.12, хотя он не долетел до Ниигаты, которую собирался достичь в 04.30. Это дает нам основу для определения приблизительных координат района, в котором погиб самолет.

Токийский контроль имел сомнения относительно иден­тичности радарного эха KAL 015 плоть до того момента, ко­гда он отдал распоряжение лететь на Ниигату. После того, как диспетчеры проинструктировали KAL 015 сделать по­ворот на тридцать пять градусов, отметка на радаре, кото­рая на самом деле сделала требуемый поворот, без всяких сомнений принадлежала KAL 015. Токийский диспетчер был уверен, что другое, неизвестное эхо, которое имитировало KAL 015, было не гражданским самолетом под его контро­лем, поскольку он не имел о ней никакой официальной ин­формации. Если бы оно исчезло, это сняло бы путаницу на экране его радара. Не зная, что это было, он не мог пред­принимать какие бы то ни было действия.

Это мгновение могло быть моментом гибели KAL 007. Но в условиях отсутствия радиоконтакта токийский кон­троль не мог знать наверняка, что неизвестное эхо, которое он перепутал с эхо KAL 015, принадлежало KAL 007. Судя по всему, что знали токийские диспетчеры, KAL 007 нахо­дился где-то на маршруте ROMEO 20, в пяти минутах по­лета впереди KAL 015. Конечно, его не оказалось на радар­ном экране в том месте, где должен был находиться, и дис­петчер не знал, где он на самом деле.

Если бы KAL 007 рисковал только административными санкциями и идентифицировал себя, было бы немедленно установлено, что самолет находится над Японским морем. Конечно, могли бы возникнуть проблемы после его призем­ления в Сеуле, но, по крайней мере, самолет вернулся бы к реальному бытию после своего полета в мире теней. Если бы KAL 007 воспользовался защитой, которую ему предла­гала официальная система контроля воздушным движени­ем, он мог бы избежать гибели.

Неопределенность относительно точного времени ги­бели KAL 007 вела к неуверенности относительно точного места катастрофы. Зная, что я обнаружил обломки самоле­та на берегах Сай и Окушири через шесть лет после ката­строфы, Джон Кеппел предложил, чтобы я вернулся на по­бережье, чтобы отыскать любые следы, которые могли бы помочь нам лучше определить место гибели лайнера. Прав­ление Фонда за конституционное правительство выделило средства для этой экспедиции. На этот раз моими целями было, во-первых, осмотреть западное побережье Хонсю к югу от пролива Цугару в поисках самой южной точки, где плывущие обломки «Боинга-747» были выброшены волна-

ми на берег. Это позволило бы нам определить место паде­ния самолета с большей точностью. Во-вторых, нужно было найти обломок, который мог быть ясно идентифицирован как принадлежащий KAL 007.

Некоторые авиационные эксперты считали, что любые найденные обломки, пусть даже и принадлежащие «Боин-гу-747», должны были быть специально идентифицирова­ны, как имеющие отношение к самолету, выполнявшему рейс 007. Увязывание обломков с конкретным корпусом (HL-7442) дало бы драматическое доказательство истинной

судьбы лайнера. Тем не менее в установлении такой связи не было бы необходимости, потому что в последние годы ни другой «Боинг» и никакой другой крупный транспорт­ный самолет не разбивались где-либо в таком месте, отку­да плавающие обломки могли бы достигнуть тех мест по­бережья, в которых я должен был вести поиск.

Я планировал начать поиск немного к югу от того мес­та, где, как мы полагали, должна находиться вероятная точ­ка падения самолета, далее следовало двигаться на север до тех пор, пока я не увижу первые следы обломков. Мои более ранние поиски на Окушири показали, что обломки могли оставаться на побережье в неприкосновенности в течение ряда лет. Они также показали вероятность нахождения но­вых обломков на некотором расстоянии от воды, куда они могли быть выброшены во время высоких приливов и силь­ных штормов. Я планировал начать с полуострова Ога. Положение полуострова к югу от предполагаемой точки паде­ния самолета и его форма, прямой угол, выступающий в те­чение Цусима Шио, сделали его идеальной точкой для того, чтобы задержать любые обломки, которые могли бы про­плывать мимо.

В качестве стартовой точки я выбрал город Акита, ко­торый находится рядом с морем и на юге полуострова Ога. Акита — самый большой город в этом районе и единствен­ный, в котором я мог бы просмотреть архивные номера ме­стной газеты. Я планировал провести все утро в редакции газеты и затем отправиться на местном поезде в Ога, куда я должен был прибыть после обеда. Я вычислил, что смо­гу обойти берега полуострова примерно за пять дней и за­тем проследовать далее на север. Но все повернулось со­всем иначе.

5 августа 1990 года я сел в Токио на ночной поезд и прибыл в Акита в шесть часов утра. Редакция местной газе­ты открывалась только в десять и у меня было четыре часа лишних. Я заметил по карте, что береговая линия к югу от Акита состояла из длинного прямого пляжа почти двадцать пять миль длиной, который я уже пристально рассмотрел с поезда. Глядя на эти широкие и песчаные пляжи я сказал себе, что мало шансов найти что-нибудь так далеко к югу, но у меня было в запасе четыре часа и я мог бы воспользо­ваться этим временем. Ну а если я найду что-то? Находка любых фрагментов так далеко к югу, даже одного-единственного фрагмента, означал бы полное изменение маршру­та, поскольку не было бы смысла искать еще дальше на се­вере. Мои тщательно приготовленные планы могли бы стать бесполезными. Мне пришлось бы начать все заново.

Немедленно по прибытии в Акита я сел на местный по­езд и прибыл в 06.44 утра в Мичикава, маленькую станцию в небольшой деревушке, в которой всего лишь несколько домов было раскидано там и здесь вдоль дороги. Идя от станции, маленькой и симпатичной, как будто игрушечной, я быстро обнаружил проход к морю через сосновый лес на холме, который мягко спускался к берегу. В тихом утреннем воздухе я наполнил легкие холодным воздухом, чувствуя волнение разведчика на войне. Я вскоре прибыл на пляж — очень длинный пляж, который тянулся передо мной до бес­конечности на мили и мили к северу и югу. Перед отъездом из Токио я боялся не только того, что все отели будут полны в это время года, но того что на пляжах будет полно тури­стов и берега будут чистить каждое утро, не оставляя мне буквально никакой надежды что-либо найти. По этой при­чине я принес с собой небольшой металлоискатель.

Не успели мои ноги коснуться песка, как я увидел кучи мусора и обломков, принесенных сюда ветром и волнами. Никто не касался их, никого это не заботило. Этот берег был точно таким же, как в Саи и на Окушира. Любой обыч­ный турист мог бы застонать от ужаса. Но я возликовал, и пляж показался мне местом еще более прекрасным, чем раньше. Я пошел по направлению к Шимогама, следующей деревне и следующей железнодорожной станции, крыши ко­торой я видел на расстоянии примерно восемь миль к се­веру. Я посмотрел на часы. Было 6.55. Я укладывался в рас­писание.

Прогулка по холодку была приятной. Пляж был очень широким, почти 300 метров в некоторых местах. Он был покрыт мусором с уреза воды до сосновых посадок, кото­рые окаймляли его границу. Только что принесенные водой обломки находились ближе всего к краю воды. Чем дальше от воды, тем более старыми они были. Выше всех, у самого края пляжа, лежали груды мусора, которые были принесе­ны сюда приливами во время особенно сильных штормов. Походя немного вокруг, я обнаружил целую полосу таких обломков примерно 15 метров шириной, находившуюся на некотором расстоянии от края воды. Я подумал, что это был мусор, намытый во время падения самолета, и решил сле­довать интуиции.

Через час я начал обдумывать свою экспедицию на бе­рег Окушири, предпринятую девять месяцев назад. Была зима, холодно и ветрено, шел дождь. Я сказал себе, что если бы я сейчас был на Окушири, то уже нашел бы какой-ни­будь обломок. Конечно, это был не Окушири, и я почувст­вовал себя глупо, оттого что мне это пришло в голову. Через пятнадцать минут я увидел первый обломок: кусок ячеистой обшивки того же самого типа, который я нашел на Сай. Он был полузасыпан песком и почти незаметен. Но форма этой панели так ярко отпечаталась в моем подсознании, что я не мог ее пропустить. Размеры этого куска были восемь на че­тыре дюйма. Я не стал прыгать в воздух и кричать от радо­сти. Просто это означало, что KAL 007 должен был разбить­ся южнее, чем мы предполагали. Мне следовало изменить свои планы. Не было необходимости идти далее к северу. Теперь я должен был идти на юг, до бесконечности обходя пляжи в поисках последнего обломка, который я мог най­ти. Найдя последний обломок, я знал бы, что южнее ниче­го нет. Это было бы гораздо труднее. Гораздо проще найти что-то, чем доказать, что здесь ничего нет.

Поскольку я оставил фотокамеру на станции, у меня не было другого выбора, кроме как взять кусок с собой и вер­нуться позднее, чтобы сделать фотографии того места, где я его нашел. Теперь, когда мои планы изменились, местная газета в Акита могла и подождать. Не стоило начинать по­иски в их архивах, чтобы выяснить, были ли обнаружены в этой зоне какие-то обломки, поскольку я сам только что на­шел один из них. Я тщательно отметил место находки бам­буковым шестом и уже приготовился покинуть этот пляж, когда увидел еще один обломок на песке, похожий на пер­вый, но гораздо меньше по размерам. Через десять минут я нашел третий обломок, застрявший между двумя огромны­ми цементными блоками, которые лежали вдоль края пля­жа, чтобы предотвратить береговую эрозию. На моих ча­сах было 7.55. Через час я нашел четвертый кусок, полуза­сыпанный песком под следом от автомобильного колеса. Та поверхность, на которую падало солнце, носила на себе при­знаки взрыва и содержала большое количество маленьких отверстий, оставленных как будто шрапнелью. Нижняя сто­рона была выкрашена красной краской, что, вероятно, ука­зывало на то, что этот кусок был частью грузового авиаци­онного контейнера. Я оставил его на том месте, где он на­ходился, и пошел дальше.

...Я вернулся в Акита, зная, что должен буду радикально изменить мои планы. Во-первых, я снял комнату в местной гостинице в Шимогана. Затем я добрался до Мичикава, где начал это утро, и, взяв с собой камеру, вернулся на берег, чтобы сфотографировать и подобрать обломки, которые я здесь оставил. Еще на расстоянии я сумел найти место, где увидел этим утром первый фрагмент. Я начал прогулку по пляжу. В 3.15 дня я дошел до последнего обломка, который подобрал этим утром. Я пошел на север и пересек малень­кий ручей. Пляж стал увеличиваться в размерах, в некото­рых местах его ширина достигала четверти мили. Покры­тые сосновыми рощами холмы уступили дорогу песчаным дюнам, которые были защищены цементными блоками, ука­зывающими, что море заходит далеко в глубь суши. Именно у одного из этих цементных блоков я нашел шестой фраг­мент. Он был не покрашен, а покрыт какой-то субстанци­ей, которая когда-то текла, потом высохла и почернела. Мо­жет быть, это была кровь?

Гостиница в Уго-Ивайя находилась рядом с оконеч­ностью глубокой горной долины. Это было единственное здание на виду, если не считать маленького хлева рядом с ним, в котором содержалось два десятка дружелюбных ко­ров. «Гостиница» была просто фермой в горах, которая ле­том принимала постояльцев. Я был единственным гостем и спал как убитый.

Я воспользовался изменением в планах, чтобы вернуть­ся в редакцию газеты в Акита. Меня встретил мистер Накайя, вице-президент газеты. В то время, как его помощни­ки отправились в архив, чтобы поискать там любые сооб­щения об обломках, которые были найдены на берегу во время катастрофы KAL 007, он сообщил мне множество све­дений о местной гидрографии. Течение всегда идет на север и временами бывает очень сильным. Полуостров Ога играет роль гигантского пылесоса, притягивая огромное количест­во плавающих объектов, хотя некоторые продолжают плыть в направлении Хоккайдо. Двенадцать лет назад один моло­дой человек проплыл от Шимогама, того места, где я нашел первый обломок, и до самого Матсумая на южном побере­жье Хоккайдо, в 120 морских милях к югу, куда он добрал­ся вполне благополучно.

Ничего в архивах не указывало на то, что во время ка­тастрофы были найдены какие-то обломки. Но тогда никто и не надеялся здесь что-либо найти. Какой-нибудь предмет мог оказаться незамеченным. Я воспользовался поездкой в Акита, чтобы поискать более удобное место, для того чтобы остановиться, по сравнению с Уго-Ивайя, хотя мне понра­вились изолированное положение горной долины и друже­любные коровы. Наконец я нашел кое-что в маленькой де­ревушке под названием Коноура, не слишком далеко к югу и близко к станции. Я мог оставаться там неделю. Деревня была расположена на мысу, выступающем в море.

В Коноура автобус между станцией и отелем ходит два­жды в день, утром и вечером. В 500 метрах к северу от стан­ции находилась маленькая рыбачья деревушка, защищенная от моря пристанью, которая сама была прикрыта толстыми цементными блоками. Между пристанью и блоками находи­лось нечто вроде щели 6 или 7 метров шириной, заполнен­ной обломками всех видов, которые были принесены волна­ми и ветром и оставались здесь заблокированными. Прогу­ливаясь по пристани, я осматривался, скорее, механически, не ожидая найти что-нибудь ценное. Но я ошибался. Я на­шел первый фрагмент в 3.30, второй двумя минутами позже в метре от первого и третий в 50 метрах от них. Я оставил деревню и продолжил свой путь на юг, в Кисаката.

Кисаката — маленькая рыбацкая деревня, окруженная пристанями. Они защищены стеной поставленных друг на друга цементных блоков, которые оставляют широкие и глу­бокие траншеи между морем и пристанями. Волны прохо­дят между блоками и над ними во время штормов, кото­рые приносят обломки. На вершине кучи плавающего му­сора я нашел несколько кусков с сотовой структурой того же самого типа, которые я находил в других местах и кото­рые были идентифицированы в 1983 году как принадлежа­щие KAL 007 экспертами Japan Air Lines, JDA и KAL. Они изучали обломки, найденные JMSA, полицией Хоккайдо и переданные Советами.

Поначалу я собирался предположить, что обломок на­ходился наверху, потому что он прибыл последним. Но по­том я понял, что его положение в куче не имеет ничего об­щего с хронологией, а зависит от законов физики. Каждый раз, когда приходит волна, она затопляет кучи обломков, и, следуя закону Архимеда, они перераспределяется в соответ­ствии с их плотностью. Фрагменты с ячеистой структурой, поскольку они самые легкие, всегда оказываются на самом верху кучи. Я также понял, что то же самое явление было справедливо и для объектов, засыпанных песком, который стремится действовать как жидкость. Тяжелые объекты, та­кие как металлические и резиновые шины, имеют тенден­цию быть похороненными все глубже и глубже в песке, в то время как легкие объекты, такие как ячеистые куски, под­нимаются на поверхность.

Подходя к краю пристани, у входа в порт я увидел боль­шой кусок алюминиевой панели площадью от шести до де­вяти квадратных футов. Он был того же бледно-синего цве­та, как и фюзеляж самолетов KAL. На этот раз это был не фрагмент с ячеистой структурой, а многослойная панель, состоящая из двух кусков алюминия, между которыми на­ходился лист черного пластика. Я в первый раз обнаружил обломок из внешней части «Боинга-747». Оказалось, что эта панель — часть аэродинамического покрытия нижней части фюзеляжа, которая выкрашена такой же бледно-синей крас­кой. Этот многослойный сэндвич был примерно два мил­лиметра толщиной и алюминиевые пластины были толщи­ной восемь тысячных дюйма, то есть очень тонкие. Но сам сэндвич был прочным. Отколов маленький кусок, я увидел, что он плавает в воде. Его плотность была немного ниже, чем плотность воды, и он плавал. Интересно, что в статье, напечатанной позднее в «Известиях», упоминалось, что Со­веты нашли такие же обломки на Сахалине и идентифици­ровали как принадлежащие KAL 007.

Следуя вдоль этой части берега, которая была полто­ры мили длиной и заканчивалась обрывом, я нашел всего девять фрагментов с ячеистой структурой, самое большое число в одном месте. Пляж находился в начале мыса, вдаю­щегося в море. Высокая плотность обломков вдоль этого бе­рега подразумевала, что точка в которой они начали совме­стный дрейф, находилась не слишком далеко. Тем не менее, как только я покинул Кисаката и пошел далее к югу, плот­ность обломков резко упала, с пяти фрагментов на милю к северу от деревни до 0,5 на милю далее к югу. Я чувствовал, что нахожусь совсем недалеко от места гибели лайнера и да­лее нельзя будет обнаружить никаких обломков.

К тому времени я подошел ближе к Ниигата. Я решил исследовать Фукура, другую маленькую рыбацкую деревню, находящуюся в стороне. Фукура была последней железно­дорожной станцией на берегу, затем дорога поворачивала в глубь острова, и я не смог бы пройти по берегу до следую­щей станции, как я делал до сих пор. Через окно поезда я наблюдал за береговой линией, пытаясь определить, трудно ли здесь идти пешком. К северу от Фукура берег обрывался в море грядой отвесных скал. Тем не менее к югу находился длинный, широкий пляж из белого песка, примерно в во­семь миль длиной и несколько сот футов шириной.

Прибыв на пляж, я заметил полосы мусора, отделенные друг от друга. Первая находилась довольно близко к краю воды и в нем не было ничего интересного. Вторая была при­мерно в центре пляжа и содержала большое количество то­пляка. Последняя находилась высоко и была сильно раз­бросана. Большую часть этих обломков оставили штормы и высокие приливы. Я решил начать с нее и исследовать сред­нюю часть на пути домой.

Мои инстинкты оказались правильными. Я нашел два куска с ячеистой структурой. К вечеру я дошел до конца пляжа, не найдя больше ничего. Было невыносимо жарко. Я решил немного отдохнуть и прыгнул в холодную воду. На­сколько я мог видеть в обоих направлениях, на пляже ни­кого не было. Я позволил себе немного отдохнуть, лежа на воде, сознавая однако, что до конца моих поисков еще очень далеко.

Я выбрал Незу-га-Секи в качестве следующего района поисков, потому что это селение находится достаточно далеко От Кисаката (в 47 милях) и имеет длинный пляж и вы­ходящие на поверхность воды скалы, которые задержат лю­бые плавающие обломки. Деревня находилась в 62 милях от Ниигаты. Я нашел кусок с ячеистой структурой с какими-то корейскими надписями и следами коррозии на алюминие­вой панели. Затем я нашел какой-то странный значок, который выглядел так, как будто был прикреплен когда-то к ат­таше-кейсу какого-то бизнесмена. Этот кусок белого пласти­ка имел форму щита, напоминающего средневековый герб. Это было окрашенное в голубой цвет стилизованное изо­бражение, которое могло быть профессиональной камерой для съемки кинофильмов, в нижнем полукруге была над­пись по-корейски.

Недалеко от почтового офиса кто-то показал мне ко­рейский ресторан. Здесь я нашел пожилую кореянку, кото­рая перевела надпись на значке на японский. Эта надпись гласила: «Второй кинофестиваль» (DFAI NI KAI SCREEN NAI КАI» или что-то в этом роде). Позднее мне говорили, что эта надпись могла иметь отношение ко Второму Сеуль­скому кинофестивалю 1983 года. Возможно, один из его уча­стников решил лететь на рейсе KAL 007.

Моя следующая остановка была в Мураками, деревне, расположенной совсем близко от Ниигаты. Здесь я нашел один обломок. Он был серого цвета, похожий на те, кото­рые я обнаружил в Окушири. Был ли он последним? Моей следующей зоной поисков была сама Ниигата.

Перед отъездом в Ниигату я составил таблицу, в кото­рой количество найденных мною обломков было сопостав­лено с расстоянием до Ниигаты:

Принимая во внимание выборочную и произвольную природу моего поискового метода и вероятность того, что я не обнаружил всех обломков, которые доплыли до бере­гов Японии, таблица показывает, что я был довольно близ­ко к месту падения самолета, которое не должно было на­ходиться далеко от Ниигаты.

Я планировал сесть на утренний поезд в Мураками, ко­торый доставил бы меня в Ниигату в восемь тридцать утра. Дождь лил как из ведра. Я сел на автобус и доехал до бли­жайшей к берегу остановки. Я отправился в первое же от­крытое кафе, которое смог найти. Когда дождь, наконец, на­чал немного утихать, я вышел. Не успел я пройти несколько метров, как услышал, что меня кто-то зовет. Владелец кафе держал в руках зонтик. «Вот, один посетитель забыл его ко­гда-то. Вы могли бы его взять».

Дождь все еще шел, но зонтик помог, и было совсем не холодно. Пляж был длинным и прямым и простирался да­леко к югу. Он соединял в себе три наиболее благоприятные характеристики для поиска обломков: небольшой уклон, пес­чаный пляж, цементные блоки и маленькие дюны, покрытые легкой растительностью. Если бы сюда приплыли какие-ни­будь обломки, я был уверен, что смог бы найти их.

Несмотря на дождь, видимость была хорошей и про­гулка была бы легкой, если бы я не обращал внимания на ботинки, в которые натекла вода. Я внимательно посмотрел везде, где, как учил меня опыт, можно было найти облом­ки. У меня было две ложные тревоги: первый раз, когда об­ломок оказался всего лишь плоским камнем, и второй, по­сле того как я совершил несколько рискованных маневров, чтобы достать объект, который оказался просто куском пла­стика. К концу дня я прочесал весь пляж вдоль и поперек и был уверен, что здесь нет никаких обломков. После всех моих усилий я наконец обнаружил точку, за которой боль­ше нельзя было обнаружить ни одного обломка от авиалай­нера. Это делало Мураками, находящуюся всего в 25 милях к северу от Ниигата, самой южной точкой, где были найде­ны обломки. Это хорошо согласовывалось с таблицей, ко­торую я нарисовал прошлой ночью (см. выше).

Я обнаружил район падения самолета, но теперь мне нужно было подтвердить, что я прав. У меня не было вре­мени, да и необходимости, проверять все пляжи к югу от Ниигаты. Ниигата расположена внутри огромною залива, одна сторона которого обращена на север и другая — на за­пад. Прямо напротив Ниигаты находится остров Садо Джи­ма, хорошо известный в феодальные времена своими золо­тыми шахтами. Это было также место, куда сегун ссылал своих врагов. Один аспект Садо Джима был особенно ва­жен для моего расследования. Остров расположен на од­ной линии с Цусима Шио и имеет большой залив, откры­тый на юго-запад как огромная сеть, протянутая через те­чение. Если бы какие-нибудь обломки корейского лайнера попали в течение к югу от Ниигаты, некоторые из них не­избежно приплыли бы к берегам Садо Джима. Тщательный поиск на Садо Джима дал бы мне окончательный ответ, ут­вердительный или отрицательный. Сообщение в футляре для фотопленки, который я нашел с мистером Кашима из деревни Сай, приплыло с Садо Джима.

Быстроходный катер на подводных крыльях соверша­ет поездку от Ниигаты до Садо Джима примерно за час. Из местного порта автобус ходит до деревни Мано, находящей­ся на берегу залива, где я должен был продолжить мои по­иски. Я нашел комнату недалеко от деревни Хамочи. Посла­ние, которое я обнаружил в коробке из-под пленки, было составлено местными школьниками. Директор школы, мис­тер Ногучи, радушно меня встретил и подтвердил, что все послания, написанные в ходе его программы, были найде­ны к северу. Ни одно послание не было унесено к югу от того места, где их выпустили — в проливе между островом Садо Джима и Ниигатой. Его слова подтвердили направле­ние течения и показали, что обломки рейса 007, найденные в проливе Цугару, приплыли из Японского моря, из точки, находящейся, возможно, рядом с Ниигатой.

Берега острова Садо Джима очень похожи на те, кото­рые я уже исследовал, с белым песком, случайными скала­ми и цементными блоками, чтобы воспрепятствовать эро­зии, образующими отличную ловушку для любых обломков. Было очень жарко, почти 38 градусов по Цельсию. Я все еще ничего не обнаружил, когда солнце начало заволакиваться облаками над горизонтом. Я вернулся в отель.

На следующий день, 23 августа 1990 г., я продолжил свои поиски на берегах залива Мано, на крайнем западе Садо Джима. Приближался шторм, и воздух стал гнетущим. До некоторых частей пляжа можно было добраться очень легко. Другие требовали проворства скалолаза. Огромный залив Мано полностью открыт ветрам и доминирующему течению и неизбежно задержал бы любые обломки, кото­рые проплывали мимо. Если бы KAL 007 разбился к югу от Ниигаты, фрагменты обломков приплыли бы сюда и оказа­лись бы на берегах залива.

Из-за приближающегося шторма уровень моря был выше, чем обычно, и на берег обрушивались волны высо­той в человеческий рост. Посмотрев немного на волны, я пришел к интересному заключению. Кое-где берега оканчи­вались высокими скальными стенками, которые отвесно об­рывались в море. Тем не менее самые большие волны могли достигнуть их вершины и смыть куски топляка и всякого мусора, которые лежали здесь какое-то время, и потом вы­тянуть их в открытое море вместе с отливом. Оказавшись снова в море, этот материал продолжал дрейфовать, под­талкиваемый ветром и течением, и часто снова прибивал­ся к берегу в другом месте. С другой стороны, там где бе­рег был широкий и пологий, любые обломки перемещались все дальше и дальше в глубь острова. Это подтвердило мои прежние наблюдения, что из-за своей конфигурации опре­деленные пляжи задерживали любые обломки, которые на них попадали, на более длительный срок, чем другие. Имен­но на этих берегах я всегда находил обломки KAL 007.

24 августа 1990 года, мой третий день на Садо Джима. Я уже исследовал почти весь залив Мано и ничего не на­шел. Я был сейчас почти уверен, что KAL 007 не разбивал­ся к югу от Ниигаты. Тем не менее, для того чтобы быть полностью уверенным, я решил исследовать залив Сабома, который обращен на юго-восток, неподалеку от входа в за­лив Мано. Если на Сабома не окажется никаких обломков, я могу быть уверен, что Мураками была самой южной точкой, куда могли попасть дрейфующие обломки авиалайнера.

Сабома очень напоминал залив Мано, с такими же вет­рами и волнами. Я быстро обнаружил места, где у меня были наилучшие шансы найти что-нибудь. Я посмотрел внима­тельно вокруг, особенно среди цементных блоков у приста­ней. Когда спустилась ночь, я был изнеможен, но доволен. На Садо Джима не оказалось никаких обломков. Мураками была определенно самой южной точкой, куда были прине­сены обломки KAL 007. Это означало, что KAL 007 разбил­ся примерно в двадцати пяти милях от Ниигаты.

Я вернулся в отель. Я обследовал берега Хонсю с 5 ав­густа. Я устал и мечтал о горячей ванне, холодном пиве и спокойном сне. Несмотря на то, что я должен был изме­нить свои планы в тот день, когда я приехал в Акита, и от­правился на юг, хотя собирался обследовать север, я достиг всех намеченных целей:

1. Я нашел обломки, которые могли принадлежать толь­ко KAL 007.

2. Я нашел самую южную точку, до которой могли до­плыть обломки KAL 007.

3. Я установил, что точка падения авиалайнера находи­лась между Ниигатой и Мураками.

В качестве дополнительного приза я нашел устройст­во, принадлежащее военно-морскому флоту США, на ко­тором был обозначен его серийный номер. Это устройст­во, которое я послал Джону Кеппелу в тот же день, когда я его нашел, оказалось дымовой шашкой, которую можно было сбрасывать с самолета. Эти шашки часто использова­лись японскими морскими самолетами US-1, чтобы отме­тить положение обломков судов и подтвердить положение и скорость ветра на поверхности океана, где нужно было садиться, чтобы подобрать выживших. То, что шашка ока­залась на берегу, означало, что ее использовали для какой-то спасательной операции где-то в Японском море. Учиты­вая форму береговой линии Японии и ширину Японского моря, спасательные операции в основном выполняются су­дами или вертолетами, которые не используют этот тип ды­мовой шашки. Гидропланы US-1, как правило, используют­ся только в Тихом океане.

Дымовая шашка, которую я нашел, используется так­же самолетами морской авиации США. В ту ночь, когда по­гиб KAL 007, самолет американского военно-морского фло­та FB 650 находился в воздухе над этим районом и в 04.27 был над контрольной точкой KADPO, неподалеку от Нии­гаты, где он отменил свое полетное задание, чтобы продол­жать патрулирование над водой недалеко от того места, где разбился KAL 007. FB 650 прибыл сюда вскоре после того, как реактивный лайнер потерпел катастрофу. Он мог сбро­сить дымовую шашку, которую я обнаружил через семь лет на берегу.

KADPO и место падения KAL 007 представляют инте­рес и по другой причине: 13 сентября 1983 года, менее чем через две недели после гибели 007, группа японских истре­бителей осуществила перехват четырех советских самоле­тов, включая двух самолетов-разведчиков. Почему советские самолеты летали в этом районе? Советский военно-морской флот только что завершил серию морских маневров не так далеко от этого места. Была ли у них информация о том, где на самом деле разбился KAL 007?

Прежде чем возвращаться в Токио, я решил вернуться в залив Цугару и посетить бухту Учиура и деревню Куроива, неподалеку от Хакодате, где в сентябре 1983 года были найдены обломки KAL 007. Здесь я нашел еще два облом­ка самолета. Первый был куском с ячеистой структурой, на которой сохранилась прекрасно различимая маркировка на корейском, вместе с серийным номером:

[]:70001444[]: [] -89[]92С112 125 1-2

Хотя являясь и недостаточно веским доказательством того, что этот обломок мог принадлежать «Боингу-747», вы­полнявшему рейс 007, корейская маркировка показывала, что обломки были корейского происхождения, а не принад­лежали самолетам-мишеням JASDF. Это мог быть кусок па­нели из кухни самолета, и предположить это позволял вто­рой обломок, который я нашел неподалеку. Это был фраг­мент с ячеистой структурой, выкрашенный в бежевый цвет, который часто используется для окраски кухонь на самоле­тах. Фрагмент был искорежен как будто взрывом. Это был наиболее поврежденный фрагмент из всех, которые мне пришлось видеть. Он нес на себе черные отметины от трех объектов, которые, должно быть, ударили в панель с боль­шой силой.

Второй этап моих прогулок по японским берегам дал мне дополнительные доказательства того, что KAL 007 не разбивался возле Сахалина. Вместе с радиопереговорами, которые я проанализировал, я чувствовал, что найденные свидетельства позволяют сделать этот вывод.

Место падения KAL 007 поблизости от Ниигаты объяс­няет, почему у Монерона не было найдено никаких облом­ков самолета. KAL 007 не разбивался у Монерона. Облом­кам понадобилось десять дней, чтобы дрейфовать в север-

ном направлении. Наконец, это объясняет, почему обломки были найдены на юге: именно здесь и разбился KAL 007.

Единственное, о чем можно спорить — это скорость, с которой обломки дрейфовали от Ниигаты в район между островом Монерон, Вакканаем и Сахалином. Они проплы­ли 365 морских миль за десять дней, двигаясь со средней скоростью 1,5 узла. Это быстро, но достаточно правдопо­добно, поскольку в Японском море наблюдались течения со скоростью до 2 узлов. Более того, шторм в Японском море, разразившийся через несколько дней после катастрофы, продолжался несколько дней и внес существенный вклад в скорость, с которой плывущие обломки должны были дрей­фовать в северном направлении.