"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

эрудицией, сохраняются много дольше, чем те, которые воздвигнуты руками
человека. Разве песни Гомера не живут уже двадцать пять, а то и больше
веков, не потеряв ни единого слова, ни единой буквы. А за это же время
рухнуло и погибло бесчисленное множество дворцов, храмов, замков и городов.
Уже никакими силами нельзя восстановить портреты и статуи Кира, Александра,
Цезаря и даже значительно более близких к нам королей и правителей. Ведь
сами их архетипы, подчиняясь законам времени, давно погибли, копии же с
каждым днем теряют первоначальное сходство. Но образы их гения вечно
остаются нетленными в книгах, не подвластные никаким разрушениям времени,
обладая силой вечного обновления. Впрочем, они, собственно, и не могут быть
названы образами, ибо они сами беспрерывно как бы рождают что-то новое, сея
свои семена в душах людей, и в более поздние эпохи продолжают возбуждать и
порождать бесчисленное множество деяний и идей. Если изобретение корабля
считалось столь замечательным и удивительным делом, так как он перевозит
товары и богатства из одной страны в другую, соединяет области,
расположенные в совершенно различных местах, давая им возможность взаимно
потреблять продукты и другие блага каждой из них, то насколько же больше
имеют на это право науки, которые, подобно кораблям бороздя океан времени,
соединяют самые далекие друг от друга эпохи в союзе и сотрудничестве
талантов и открытий. Кроме того, известно, что некоторые философы,
безгранично доверяющие чувственным восприятиям, совсем но думающие о Боге и
отрицающие бессмертие души, вынуждены были, однако, подчиняясь силе истины,
допустить, что те движения и акты, которые осуществляются в человеческой
душе без участия тела, могут, вероятно, существовать и после смерти; к их
числу принадлежит в особенности деятельность интеллекта и менее всего --
движения страстей. Таким образом, знание представляется им бессмертным и
нетленным. Мы же, познавшие свет божественного откровения, с презрением
отбрасываем все эти примитивные и ложные показания чувств и знаем, что не
только разум, но и очищенные аффекты, не только душа, но и тело достигнут в
свое время бессмертия. Но пусть читатели поймут, что и здесь, и в другом
месте, когда это было нужно, я, говоря о значении науки, с самого начала
отделил божественные свидетельства от человеческих, и этого метода я
неизменно придерживался, рассматривая их отдельно друг от друга.
Как бы то ни было, я никоим образом не претендую на то, что мне удастся
какой-либо речью в защиту достоинства и значения науки переубедить, скажем,
эзопова петуха, который ячменное зерно предпочел бриллианту; или Мидаса,
который, оказавшись судьей в состязании предводителя Муз Аполлона и овечьего
пастуха Пана[111], отдал пальму первенства богатству; или Париса,
который, отвергнув мудрость и могущество, предпочел наслаждение и любовь;
или Агриппину, выбирающей: "Пусть убьет мать, лишь бы правил"[112],
предпочитая власть даже на столь чудовищном условии; или же Улисса, который
старуху жену предпочел бессмертию, представляющего тип тех людей, которые
привычное предпочитают лучшему, и множество других ходячих мнений того же
рода. Ведь они будут придерживаться старого. Но сохранится и то, на чем как
на прочнейшем фундаменте держится наука и что никогда не удастся поколебать:
...мудрость оправдана чадами своими[113].

* КНИГА ВТОРАЯ *

ПОСВЯЩЕНИЕ КОРОЛЮ