"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

множество примеров: например, зависть к судьбе Ахилла за то, что он нашел
глашатая своих подвигов и славы в Гомере, слова, сказанные о драгоценной
шкатулке Дария, найденной среди других трофеев -- когда стали думать о том,
чему более всего достойно храниться в ней, и высказывались различные
предложения, Александр сказал: "Творениям Гомера"[85]. Можно
назвать еще письмо к Аристотелю, написанное после того, как тот издал свою
"Физику", в котором Александр упрекает его и требует, чтобы тот раскрыл
тайны философии, и здесь же пишет, что он предпочитает превосходить всех
ученостью и познанием, а не могуществом и властью. Есть и другие примеры,
свидетельствующие о том же. Во всех его высказываниях и ответах, полных
мудрости и учености, ясно видно, более того, бросается в глаза, сколь
замечательно он был образован, и хотя то, что сохранилось до нашего времени,
численно невелико, однако и здесь можно найти глубокий отпечаток его
замечательных знаний.
Из его высказываний на темы морали рассмотрим прежде всего
апофтегмы[8][6] о Диогене. Следует заметить, что они,
может быть, затрагивают немало самых серьезных вопросов моральной философии.
"Кто счастливее -- тот, кто наслаждается материальными благами, или тот, кто
их презирает?" При виде Диогена, который довольствовался столь малым,
Александр, обратившись к окружающим, насмехавшимся над его образом жизни,
сказал: "Если бы я не был Александром, я предпочел бы быть Диогеном". Сенека
же в этом сопоставлении ставит выше Диогена, говоря: "Важнее то, что Диоген
не захотел принять, чем то, что Александр мог дать"[8][7].
В области естественных наук следует обратить внимание на высказывание,
которое он часто повторял: "Что моя природа смертна, я замечаю особенно в
двух вещах -- во сне и в сладострастии"[8][8]. Эти слова,
бесспорно, извлечены из глубин естественной философии, изобличая не столько
Александра, сколько Аристотеля или Демокрита, ибо как недостаток, так и
изобилие природы, обозначенные этими двумя понятиями, служат как бы залогом
смерти.
Говоря о поэзии, обратим внимание на слова, произнесенные им при виде
текущей из его раны крови, когда он позвал одного из льстецов, который
всегда называл его божественным, и сказал: "Смотри, это кровь человека, не
такая жидкость, которая, по словам Гомера, текла из руки Венеры, раненной
Диомедом"[8][9], тем самым насмехаясь над поэтами, над
своими льстецами и над самим собой.
В области диалектики обратите внимание на то, как порицал он
диалектические ухищрения в опровержении доводов противника, осудив
Кассандра, не поверившего доносу на своего отца Антипатра. Ведь когда
Александр сказал: "Неужели ты считаешь, что люди пустятся в столь долгий
путь, если у них не будет серьезной причины для обиды?", Кассандр ответил:
"Именно это и дает им силу -- надежда, что продолжительность их пути
пометает обнаружить клевету". "Вот они, -- воскликнул царь, --
аристотелевские уловки, помогающие повернуть дело и "за", и
"против""[90]. Но когда требовало дело, он прекрасно умел
использовать в своих интересах это искусство, которое он порицал у другого.
Так, однажды Каллисфена (которого он тайно ненавидел за то, что тот
противился его новому обожествлению) на каком-то пиру одна из присутствующих
попросила выбрать по своему усмотрению какую-нибудь тему и произнести на нес
экспромтом речь для развлечения присутствовавших (ибо он был весьма