"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

выхода не имеет. Пути же размышления близко соответствуют путям
деятельности, о которых искони говорится, что один, вначале крутой и
трудный, выводит на простор, другой же, на первый взгляд удобный и легкий,
ведет к бездорожью и пропастям. И вот, не будучи уверен в том, придет ли
когда все это кому-нибудь на ум впоследствии, каковое сомнение в него
вселяло то обстоятельство, что он не нашел никого, кто в прошлом обратил бы
свой ум к подобным размышлениям, он решил обнародовать первое, к чему
удалось прийти. Эта поспешность была вызвана не тщеславием, а заботой о том,
чтобы если с ним что случится по бренности человеческой, то все же осталось
бы некое начертание и обозначение дела, которое он обнял своим замыслом, и
тем самым остался бы некоторый знак его искреннего и доброго стремления ко
благу человеческого рода. Всякое же иное притязание он поистине счел
недостойным задуманного дела. Ибо дело, о котором идет речь, или вовсе
ничтожно, или таково, что подобает довольствоваться самою заслугой и не
искать награды вовне.

СВЕТЛЕЙШЕМУ И МОГУЩЕСТВЕННОМУ
ГОСУДАРЮ И ГОСПОДИНУ НАШЕМУ
ЯКОВУ
БОЖИЕЮ МИЛОСТИЮ ВЕЛИКОЙ БРИТАНИИ,
ФРАНЦИИ И ГИБЕРНИИ[2] КОРОЛЮ,
ВЕРЫ ЗАЩИТНИКУ И ПРОЧАЯ

Светлейший и могущественнейший государь, Ваше Величество сможет,
пожалуй, обвинить меня в хищении за то, что я хотел бы похитить у Ваших дел
столько времени, сколько потребовала бы приносимая Вам книга. Мне нечего
возразить, ибо нет возврата времени. Но, может быть, тот ущерб, который
понесло время, принадлежащее Вашим делам, будет возмещен памятью Вашего
имени и славой Вашего века, если только приносимое имеет какую-нибудь цену.
Во всяком случае оно ново, и притом вполне, хотя и списано с весьма старого
образца, а именно самого мира и природы вещей и духа. Сам я (признаюсь
откровенно) считаю этот труд скорее порождением времени, чем ума. Ибо только
одно в нем достойно удивления -- что кому-то могли прийти на ум начатки дела
и столь сильные сомнения в том, что получило силу. Остальное же следует без
труда. Но ведь несомненно имеется нечто случайное (как мы говорим) и как бы
непроизвольное в том, что думают люди, как и в том, что они делают или
говорят. Но я хотел бы, чтобы это случайное (о котором я говорю) было понято
таким образом, что если в приносимом мною есть нечто хорошее, то это должно
быть приписано бесконечному милосердию и благости божьей и счастливому
благоденствию времен Ваших, государя, которому я и при жизни служил с
непоколебимым усердием и по смерти, быть может, достигну того, что Ваши
времена станут светить потомству новым сим факелом, зажженным во тьме
философии, И по заслугам принадлежит это возрождение и восстановление наук
временам государя мудрейшего и ученейшего изо всех. Остается просьба, не
недостойная Вашего Величества и как ничто другое важная для нашего замысла.
Она заключается в том, чтобы, во многом уподобляясь Соломону -- силою
правосудия, мирным правлением, величием сердца, наконец, превосходным
разнообразием составленных Вами книг, Вы прибавили к этому, по примеру того
же царя, заботу о составлении и завершении истории естественной и опытной,
истинной и строгой (отбросившей филологию), такой, которая была бы пригодна