"Фрэнсис Бэкон. Великое восстановление наук. Разделение наук" - читать интересную книгу автора

Далее, миновав старые искусства, мы подготовим человеческий разум к
переправе. Итак, для второй части предназначается учение о лучшем и более
совершенном применении разума к исследованию вещей и об истинной помощи
разума, чтобы тем возвысился разум (насколько это допускает участь смертных)
и обогатился способностью преодолевать трудное и темное в природе. Это
приносимое нами искусство (которое мы обыкновенно называем истолкованием
природы) сродни логике и все же чрезвычайно и даже прямо бесконечно от нее
отличается. Действительно, ведь и обычная логика заявляет, что она
производит и доставляет поддержку и помощь разуму; в этом одном они
совпадают. Но резкое различие между ними заключается главным образом в трех
вещах: в самой цели, в порядке доказательства и в началах исследования.
В самом деле, перед этой нашей наукой стоит задача нахождения не
доказательств, а искусств, и не того, что соответствует основным положениям,
а самих этих положений, и не вероятных оснований, а назначений и указаний
для практики. Но за различием в устремлениях следует и различие в действиях.
Там рассуждениями побеждают и подчиняют себе противника, здесь -- делом
природу.
Такой цели соответствует также природа и порядок самих доказательств. В
обычной логике почти вся работа строится вокруг силлогизма. Об индукции же
диалектики, кажется, едва ли и подумали серьезно, ограничиваясь
поверхностным упоминанием о ней, чтобы поспешно перейти к формулам
рассуждений. Мы же отбрасываем доказательство посредством силлогизмов,
потому что оно действует неупорядоченно и упускает из рук природу. Ибо, хотя
никто не может сомневаться в том, что содержания, совпадающие со средним
термином, совпадают между собой (в этом заключена некая математическая
достоверность), тем не менее остается та возможность ошибки, что силлогизм
состоит из предложений, предложения из слов, а слова -- это символы и знаки
понятий. Поэтому если понятия разума (которые составляют как бы душу слов и
основу всех такого рода схем и построений) дурно и опрометчиво отвлечены от
вещей, смутны и недостаточно определены и очерчены, короче, если они порочны
во многих отношениях, то все рушится. Итак, мы отбрасываем силлогизм, и не
только применительно к принципам (к которым и другие его не прилагают), но и
применительно к средним предложениям, которые силлогизм, правда, так или
иначе выводит и порождает, но лишь как бесплодные в работе, удаленные от
практики и совершенно непригодные в действенной части науки. Таким образом,
хотя мы оставляем за силлогизмом и тому подобными знаменитыми и
прославленными доказательствами их права в области обыденных искусств и
мнений (ибо здесь мы ничего не затрагиваем), однако по отношению к природе
вещей мы во всем пользуемся индукцией как для меньших посылок, так и для
больших. Индукцию мы считаем той формой доказательства, которая считается с
данными чувств и настигает природу и устремляется к практике, почти
смешиваясь с нею.
Итак, и самый порядок доказательства оказывается прямо обратным. До сих
пор обычно дело велось таким образом, что от чувств и частного сразу
воспаряли к наиболее общему, словно к твердой оси, вокруг которой должны
вращаться рассуждения, а оттуда выводилось все остальное через средние
предложения: путь, конечно, скорый, но крутой и не ведущий к природе, а
предрасположенный к спорам и приспособленный для них. У нас же непрерывно и
постепенно устанавливаются аксиомы, чтобы только в последнюю очередь прийти
к наиболее общему; и само это наиболее общее получается не в виде